Война Катрин

Прощаясь, мы оба были еще окутаны темнотой, в которой провели весь день, свет слепил нам глаза, и мы не знали, как сказать друг другу, до чего нам было хорошо работать вместе, рядом, на одном дыхании. Я знала, чувствовала, что Этьен думает в эту минуту то же, что и я. Но ни он, ни я не сумели найти слова и сказать, что в нашей жизни ничего подобного еще не было. Что никогда еще нам не случалось встретить такую родную душу. Что мы с ним живем одной страстью. Мать-настоятельница дала мне для Этьена деньги, я достала их и протянула со странным чувством неловкости. Он отрицательно покачал головой. И я поняла его без слов. Чем такой день оплатишь? Никаких денег не надо за такое счастье.

Увидев сквозь витрину кобылу Таню, я подбежала к Этьену и расцеловала его в обе щеки. Все произошло в одно мгновение. Он сжал мою руку и пробормотал, что ждет меня в будущий понедельник. Мы займемся портретом матери-настоятельницы. Он закажет для него специальную бумагу большого формата. Он меня ждет. Меня. Он. Ждет.

Я сидела возле старичка Люка и рассматривала снимки. Фотографию Аньес я потихоньку спрятала в карман блузы и две фотографии Элен тоже. Вот она, Элен: повернувшись спиной к объективу, берется за чемодан, глядя, наверное, куда-то вдаль, готовясь снова пуститься в путь. Я чуть не заплакала. Люка, хоть и смотрел на дорогу, насупив брови, видно, замечал все, что со мной творится, потому что бережно провел заскорузлой рукой по моей щеке и пробурчал, что война рано или поздно кончится и буду я опять на свободе. Я впервые как следует расслышала его старческий голос и почувствовала его доброту. Мне захотелось еще хоть немного тепла. И я положила голову на плечо старого Люка. Он растерялся и застыл на козлах, не решаясь двинуться. А я так и ехала до тех пор, пока с дороги не заметила башню монастыря.

Тогда я подняла голову и второй раз за день, подчиняясь внезапному порыву, поцеловала старика, а он продолжал править лошадью, вытаращив глаза от такой неожиданной фамильярности. Мы въехали в монастырь. Люка гордо восседал, держа вожжи. Он улыбнулся матери-настоятельнице, которая подошла и встала возле кобылы Тани, страшно довольной, что она наконец-то вернулась домой. Мать-настоятельницу улыбка старого ворчливого медведя удивила: очень уж на него не похоже. В следующую минуту она строгим голосом пригласила нас обоих к себе в кабинет.

Мне бы хотелось сначала показать фотографии Аньес, а потом уж отдать монахиням, но, как видно, матери-настоятельнице не терпелось.

Едва войдя в кабинет, я почувствовала: что-то стряслось. Сестра Мария тоже здесь сидела и, казалось, ждала нас. Она подвинула стулья мне и Люка и предложила сесть. Нет, я не ошиблась, произошло что-то и вправду очень серьезное. Первой заговорила мать-настоятельница. В монастырь сегодня приходили двое полицейских. Они проверяли удостоверения личности. Моего, поскольку меня не было, она сочла за лучшее не предъявлять. Но не могла избежать процедуры проверки с Алисой и положила ее удостоверение в стопку остальных. Бедная Алиса! Они вызывали девочек, сверяли фамилии, смотрели на фотографии. Когда очередь дошла до Алисы и у нее спросили имя и фамилию, она очень долго молчала, а потом заплакала. Сестра Мария мгновенно выдумала историю с наказанием. Объяснила полицейским, что она запретила девочке говорить весь день в наказание за ее проступок. Полицейские долго вертели и рассматривали со всех сторон ее удостоверение, прежде чем перейти к следующему.

Мать-настоятельница встревожилась. Такая проверка была у нее в монастыре впервые. Они с сестрой Марией подумали, уж не донес ли кто-нибудь на них. Они не хотели рисковать. Этой же ночью мы с Алисой должны уехать. Люка увезет нас отсюда ради нашей безопасности и безопасности пансиона.

На прощание настоятельница сказала:

– Катрин, прошу тебя, позаботься об Алисе. Бедная девочка – сирота, у нее нет никого, кроме брата. Она никак не придет в себя, думаю, ты это заметила. Еще одна перемена обстановки будет для нее потрясением. Оберегай ее, будь ей старшей сестрой, которой ей так не хватает. Ты ей очень нужна. Напоминай при всяком удобном случае, что ей нужно забыть настоящее имя. Боюсь, она наделает глупостей, если ее начнут расспрашивать очень настойчиво.

Бедная моя Аньес. С тех пор как я появилась здесь, ей стало жить хоть немного легче. И вот сейчас я скажу ей, что уезжаю. Как подумаю, сколько мне приходилось врать… Но сейчас я должна сказать ей правду. Я не могу вот так взять и бросить ее. Мне важно, чтобы она поняла все правильно.

Мать-настоятельница посоветовала мне не распространяться насчет отъезда, говоря с Аньес. Но мне не привыкать поступать по-своему. Люка подъедет к воротам монастыря, когда стемнеет, мы сядем в повозку, и он нас увезет. У меня еще есть время собрать вещи и поговорить с Аньес. Об Этьене я стараюсь не думать. На сегодня мне хватит и Аньес. А Этьен? Он же будет ждать меня в будущий понедельник. А я не приеду. Он не поймет почему. Больше мы никогда не увидимся.