Война Катрин

Вечером я записала в дневнике: «Когда мы снова с тобой встретимся, мне не понадобится смотреть на мир через стекло. Мы откроем миру объятия, крепко прижмемся друг к другу, и у нас хватит сил прожить свою жизнь без страха и оглядки».

Прошло две недели, и настало утро, когда Антуан снова пустился в путь, оставив Кристину, сиротливо притулившуюся ко мне. Не сомневаюсь, ему стало спокойнее, раз он знал, что теперь она не одна. И еще я уверена: больше всего на свете он хотел бы вернуться к себе на хутор навсегда.

27

Прошло пять месяцев, как ушел Антуан, и вот уже три месяца, как Кристина не получала от него никаких вестей. Живот у нее становился все больше, и она с тревогой думала, доведется ли ее малышу увидеть отца. Я поняла, что она беременна, когда однажды застала ее на заднем дворе, ее рвало, и она плакала. Я поддержала ее, вытерла рот и отвела в спальню, хотя стоял ясный день. Потом приготовила ей отвар из перечной мяты, потому что мята помогает от тошноты, а этот отвар особенно полезен беременным женщинам. Все это я узнала от Кристины, она старалась научить меня всему, что знала сама, и делилась щедро и весело, не поддаваясь грызущему ее страху.

Кристина теперь быстро уставала, я старалась помогать ей во всем и радовалась, что от меня есть толк. Вставала рано и торопилась поскорее переделать все утренние дела, я ведь успела выучить наизусть чуть ли не каждое ее движение. Когда Кристина спускалась вниз, она видела чисто прибранную кухню, на огне кастрюльку с кипящей водой, уже готовый порошок из корней цикория – замену пропавшему с начала войны кофе.

Кристина старалась не терять присущей ей веселости, но подчас становилась молчаливой и очень грустной. Тогда я принимала эстафету, начинала болтать без умолку, пока не рассмешу ее.

Ребенок уже начал толкаться ножками и ручками у нее в животе, и она подзывала меня, чтобы я тоже почувствовала, как он шевелится. Мы с ней счастливо улыбались, радуясь малышу, и придумывали, как сложится у него – или у нее? – жизнь. Мы обе почему-то считали, что будет девочка. Кристина пообещала, что дочку назовет, как меня, Катрин. Я не решилась ей сказать, что меня зовут совсем иначе, хотя и с именем Катрин я сроднилась.

Дни шли за днями, нам становилось все тревожнее. Но мы не говорили о своих страхах и всеми силами старались не дать друг другу затосковать. Жили так, как привыкли зимой, а между тем подходила к концу весна.

Наступил июнь, и однажды утром Кристина послала меня в деревню за повитухой. Почувствовала: пора! Она мучилась и трудилась почти целый день, чтобы появилась на свет маленькая Катрин – Катринетта, как сказала усталая мамочка, радуясь и печалясь одновременно. Повитуха, старенькая добрая фея с молодым смехом, ушла, успокоив нас: «Все хорошо, Кристине не грозит никакая опасность». Она объяснила мне, что нужно делать.

А я была потрясена. Всем. Тем, что родилась маленькая девочка. Тем, что она будет зваться моим именем, которое дал мне не родной отец, а случайный человек.

Я работала как заведенная. Перестирала все белье и полотенца, как велела повитуха. Заварила для Кристины дикий укроп, который набрала прошлым летом, чтобы у нее было побольше молока. Следила, хорошо ли спят мама с дочкой, а к пробуждению готовила кувшин с водой. Повитуха сказала, что у кормящих мам обычно большая жажда.

Маленькой исполнилось три дня, а я и не заметила, как пробежало время. Кристина оправилась, начала вставать, хоть я на нее и сердилась. Мы втроем сидели на кухне, когда внезапно распахнулась дверь и Антуан замер на пороге – не сразу понял, что он такое видит. Потом вскрикнул, разбудив Катринетту, опустился на колени перед Кристиной и стал целовать дочку. Он не отрывал взгляда от жены и младенца, из глаз у него текли слезы, а Кристина гладила его по голове. Я смотрела на них, еще не опомнившись от неожиданности. Пустой рукав Антуана я заметила сразу, а Кристина – чуть позже. Мы поняли: ее муж потерял левую руку, вернулся домой инвалидом, у него тяжело на сердце, но боль смешалась с нежданной радостью.

Малышку я пока не решалась фотографировать. Боялась, что сделаю снимок и навлеку на Катринетту беду, мало ли что может случиться. Ходила, примеривалась, но так и не отважилась, помня о пленке с портретами у меня в рюкзаке. Встреча Кристины и Антуана тоже вызвала у меня желание схватить фотоаппарат, но я и на этот раз сдержалась: есть моменты, которые нельзя присваивать. Я встала, собираясь тихонько выйти из кухни, но тут Антуан поднял голову – глаза у него были красные, веки опухли – и сказал:

– Англичане, американцы и канадцы высадились в Нормандии. Немцы бегут. Скоро войне конец. Дочка будет расти в мирное время.