– Ты уже решила, принимать ли лекарство, Виола? – тихонько спросила она, так чтобы только я слышала.
– Не знаю, – ответила я. – Поговорю об этом с Тоддом. Но даже если и да, это будет не в пику тебе. И измениться от этого ничего не должно…
– Но кое-что неизбежно изменится, моя девочка, – она посмотрела мне в глаза. – Ты только не пойми меня неправильно. Я уже примирилась с этим. Часть лидерского ремесла – знать, когда пора передать вожжи другому.
Я села повыше, хотя и не без труда.
– Не хочу я принимать никакие
– Добрая воля народа сейчас на твоей стороне, Виола. При известном умении ты легко превратишь это в настоящую силу…
Я закашлялась.
– Я вообще-то не собираюсь…
– Ты нужна этому миру, моя девочка, – сказала она. – Если лицом оппозиции будешь ты, я согласна. Пока у оппозиции реально
– Я просто пытаюсь создать наилучший возможный мир.
– Ну, так продолжай в том же духе, – кивнула она. – И тогда все будет хорошо.
Больше она ничего не сказала, а вскоре мы приземлились. Трап выпал, навстречу поднялся РЕВ собравшейся приветствовать нас толпы.
– Спаклы ожидают нас к полудню, – сообщила Симона по дороге наружу (меня под руку вел Брэдли). – Президент обещал лошадей и достаточно времени, чтобы обсудить повестку дня.
– Тодд сказал, он обещал сократить обращения к народу до минимума, – я посмотрела на мистрис Койл. – И обеспечить тебе возможность что-то сказать на сей раз.
– Спасибо тебе большое, моя девочка, – кивнула она. – Хотя тебе, наверное, стоит подумать о том, что собираешься сказать
– Я? Но я ничего не со…
– А вот и он сам, – перебила она, глядя вдоль трапа вниз.
К нам сквозь толпу пробирался Тодд.
Под мышкой у него был сверток пластырей.
– Что ж, так тому и быть, – едва слышно прошептала мистрис Койл.
– Я на самом деле не знаю, што делаю, – сказал я, разворачивая выданный мэром сверток.
– Просто оберни их вокруг, как бинт, – посоветовала она. – Плотно, но не слишком туго.
Мы сидели на койке у меня в палатке, а мир снаружи РЕВЕЛ как ни в чем не бывало – громко и настойчиво. Мэр, мистрис Койл, Брэдли, Симона, Уилф и Ли, который тоже пригласил сам себя на совет, препирались по поводу того, кто будет первым говорить со спаклами, што он скажет и так далее, и так далее.
– О чем ты думаешь? – Виола пристально смотрела на меня.
– Я думаю: «
Она ответила такой же малюсенькой улыбкой.
– Если теперь ты такой, думаю, мне придется к этому привыкнуть.
– Ты это больше не ненавидишь?
– Ненавижу, но это моя проблема, а не твоя.
– Я все еще я, – сказал тихо я. – Все еще Тодд.
Она отвела глаза. Взгляд сам собой упал на пластыри.
– Ты в них уверен? – не слишком смело спросила она. – Что все это не ложь?
– Он в курсе, што я его убью, если он причинит тебе хоть какой-то вред. И то, как он в последнее время себя вел…
Она посмотрела на меня.
– Но, возможно, все это было притворство…
– Я думаю, это я его изменил, Виола, – сказал я. – Не наоборот. Во всяком случае, изменил достаточно, штобы он захотел спасти тебя – для меня.
Она смотрела, пристально, пыталась меня прочесть…
Не знаю, што она там видела…
Но через минуту она протянула руку.
– Ну што ж, – сказал я. – Тогда поехали.
Я начал снимать с раны старые пластыри. Отлепил один, потом другой, и вот открылся браслет… Номер 1391. Выглядело все скверно, куда хуже, чем я ожидал. Кожа вокруг была красная, воспаленная, натянутая туго (очень гадко с виду), а дальше от него вся потемнела и была каких-то неправильных оттенков фиолетового и желтого и запах… еще этот запах, болезни и порчи. Плохой запах.
– Исусе, Виола… – пробормотал я.
Она ничего не сказала, только тяжело сглотнула, и я просто взял первый из новых пластырей и обернул прямо поверх браслета. Первая доза лекарства пошла в организм, и Виола даже чуть-чуть ахнула.
– Што, больно? – всполошился я.
Она прикусила губу и быстро кивнула, показала знаком давай, мол, дальше, не останавливайся. Я размотал второй пластырь и третий, и навернул их по краям первого, как мэр и сказал, и она еще раз ахнула.
– Слушай, Тодд…
Она задышала поверхностно, часто. Синяки и потемнение на коже светлели прямо на глазах – было видно, как лекарство идет через кровеносную систему, отвоевывая у инфекшии пядь за пядью, вот здесь, под самой поверхностью.
– Как ощущения? – осторожно спросил я.
– Как раскаленные ножи, – выдавила она, и в уголке каждого из глаз повисло по слезе…
Я протянул руку…
Я погладил ее щеку большим пальцем…
Так, совсем легко, мягко…
Стер слезинку…
Чувствуя ее плоть своей…
Тепло ее, нежность…
Чувствуя, што этого только и хочу, насовсем, навсегда – трогать ее вот так…
Думать так было неудобно, смутительно…
Но тут я понял, што она меня не слышит…
Как это, должно быть, для нее неприятно…
Но тут ее щека прильнула к моим пальцам…
Виола повернула голову, чуть-чуть, и легла щекой ко мне в ладонь…
И я держал ее…
И еще одна слеза уже бежала вниз…
А она повернулась побольше и прижала губы к моей ладони.
– Виола… – сказал я.