ДЕВОЧКА-ЖЕРЕБЕНОК, вдруг отвечает он, почти нежно, и с громом несется дальше, сквозь редеющий лес, за которым вдруг неожиданно раскидывается плато, сплюснутое между тяжело нависшими тучами и белой землей (надо же, сколько успело нападать), и мы пролетаем насквозь через удивленное стадо зверей, встревоженно перекликающихся ЗДЕСЬ, и уже почти ныряем снова в лес, как вдруг…
– Смотри, вон он! – кричит Брэдли…
Первое, мимолетное видение океана…
Он такой огромный, что я чуть не сваливаюсь с седла…
Он съедает весь мир до затянутого тучами горизонта; он больше самой внешней тьмы; он прячет свою истинную огромность – все, как говорила мистрис Койл…
Но мы уже снова среди деревьев.
– Нам еще далеко, – кричит, оборачиваясь, Брэдли. – Но мы будем на месте к ночи.
И тут Желудь подо мной падает.
Весь мир молчит и ждет, а я опускаю оружие… Весь мир хочет знать, что я имею в виду.
Я тоже хочу это знать.
Я снова вижу Расчистку через Шум человека по имени Уилф, вижу чувство, с которым они сгрудились у него за спиной… об этом чувстве я знаю очень мало.
Земля за мной тоже стоит и ждет…
Они тоже надеются…
Вот решение, принятое Небом. Небо действует в лучших интересах Земли. Это то, что он есть.
Небо и есть Земля.
А Небо, который забыл об этом, – не Небо вовсе.
Я открываю свой голос Земле и передаю им послание – всем, кто присоединился к походу, кто встал за мной, когда я позвал их…
И кто ныне стоит за мое решение не нападать.
Потому что с ним вместе идет и другое решение. Необходимое для Неба, необходимое для благополучия всей Земли.
Источник кивает и едет на своем звере дальше, в туман. Он исчезает за человеком по имени Уилф, и я слышу, как он обращается к Расчистке и говорит им, что мы не станем нападать. Их облегчение такое чистое, такое сильное, что оно чуть не сшибает меня волной с седла.
Я смотрю на своих солдат – выяснить, согласились ли они с моим решением только из повиновения Небу… но они уже обращают свои голоса обратно, к собственной жизни, к жизни Земли, которая теперь неизбежно будет включать и Расчистку, а как – никто пока не в силах предвидеть… но пути наши перво-наперво будут подразумевать расчистку… да, расчистку всего, что Расчистка наделала.
Возможно, нам даже придется помочь им выжить.
Кто знает?
Возвращается Источник. Я чувствую его озабоченность.
Источник кивает.
Источник качает головой, но я вижу его неуверенность.
Долгое мгновение мы глядим друг на друга, потом я оборачиваюсь к передовой линии своих солдат, показываю свое намерение и велю десятерым сопровождать меня.
Меня и Источника.
И говорю своему боерогу бежать к океану, быстрее, чем он в своей жизни бегал.
Передние ноги Желудя подламываются прямо посреди шага, и я с хрустом улетаю в какой-то подлесок, больно врезаясь в землю левым бедром и рукой и слышу, как Брэдли орет: «Виола!» – но вижу только Желудя, как он продолжает лететь кувырком вперед и замирает кучей в кустах.
– ЖЕЛУДЬ! – кричу я и вскакиваю, и хромаю к нему, туда, где он валяется, весь скрученный, переломанный… к его большой голове, он хрипло, с привизгом глотает воздух, грудь вздымается с усилием… – Желудь, милый, пожалуйста…
Брэдли и Ангаррад подъезжают к нам; он соскакивает наземь, она тычется носом прямо в нос Желудю…
ДЕВОЧКА-ЖЕРЕБЕНОК… боль корчит ему Шум, не только из-за передних ног, которые обе, я вижу, сломаны, но еще и что-то порвалось в груди – из-за этого он и рухнул в первую очередь, слишком тяжело… слишком быстро бежал мой малыш…
ДЕВОЧКА-ЖЕРЕБЕНОК, говорит он…
– Тихо, тихо, – говорю я. – Все хорошо, все теперь хорошо…
А потом он говорит…
Он говорит
ВИОЛА…
И замолкает.
Дыхание и Шум замирают на последнем вздохе.
–
Я вцепляюсь в него, хватаюсь крепко-крепко, утыкаюсь лицом в гриву. Я чувствую, как на плечи мне ложатся ладони Брэдли, а сама реву, реву, и Ангаррад тихо говорит: «СЛЕДУЙ» – и трется носом о морду Желудя…
– Мне так жаль, – очень мягко, как всегда, произносит Брэдли. – Виола, ты цела?
Говорить я не могу, все еще стискиваю в кулаках гриву Желудя, но как-то трясу головой…
– Мне ужасно жаль, радость моя, – говорит Брэдли, – но нам надо ехать дальше. Слишком много стоит на кону.
–