Война хаоса

– Он мог бы преспокойно бросить меня умирать, – пожал плечами он. – Все сразу стало бы гораздо проще, если бы я перестал путаться под ногами. Но он этого не сделал. Он меня почему-то спас.

– У него явно есть на это причина, – покачала головой я. – И вряд ли хорошая.

Тодд не ответил, лишь проводил мэра долгим взглядом. Тот стоял поодаль и разговаривал со своими людьми – но и на нас посматривал тоже.

– Твой Шум до сих пор трудно читать, – сказала я. – С прошлого раза стало даже хуже.

Он почему-то не встречался со мной глазами.

– Это все битва, – сказал. – Все эти крики кругом…

Что-то такое послышалось у него в Шуме, совсем глубоко… что-то про круг.

– Но ты-то как? Ты в порядке, – перевел стрелки он. – Выглядишь не слишком хорошо.

Тут уже я отвернулась – и поняла, что уже долгое время бессознательно натягиваю рукав вниз.

– Спала мало, – объяснила я.

Странное такое чувство… Что-то не то чтобы лживое, но и не совсем честное так и повисло в воздухе между нами.

– На, возьми, – я полезла в сумку и протянула ему свой комм. – Твоему на замену. Я достану себе новый, когда доберусь до корабля.

– Ты возвращаешься на корабль? – удивился он.

– Придется. Теперь у нас полномасштабная война, и в этом виновата я. Это я выстрелила той ракетой. Мне теперь все и исправлять…

Я снова чуть не расплакалась – все так и встало сразу перед глазами. Тодд на экране – живой, невредимый, не мертвый совсем… армия поспешно отступает за радиус поражения крутящихся огней.

Атака уже кончилась.

Но я все равно стреляю…

И втягиваю Симону и Брэдли и весь наш конвой в войну… которая наверняка будет в десять раз хуже этой.

– Я бы сделал то же самое, Виола, – повторил Тодд.

Снова.

И я знала, что он говорит правду. Ничего, кроме правды.

Но даже когда он обнимает меня еще раз на прощанье, я все равно кручу в голове…

Даже если мы с Тоддом готовы сделать такое друг ради друга – делает ли это нас правыми?

Или только опасными для людей вокруг?

[ТОДД]

Следующий день выдался тихим. Просто-таки пугающе тихим.

После атаки крутящихся огней прошла ночь, потом день и еще одна ночь – и ничего не случилось. Никаких вестей от спаклов на холме, хотя от нас было прекрасно видно, как их костры отсвечивают в ночном небе. И от разведчика новых поселенцев – тоже ничего. Виола им рассказала о том, што за человек мэр, и теперь они подождут, пока он сам к ним не придет (я так, по крайней мере, думаю), а если им будет што сказать, – скажут через меня. Мэр, со своей стороны, тоже не торопился – да и с чего бы ему? Он получил что хотел – даже просить не пришлось.

А тем временем он поставил усиленную стражу вокруг единственной прентисстаунской цистерны с пресной водой (на боковой улочке, отходящей от площади). Еще он велел солдатам собрать по всему городу съестные припасы и сложить в старом стойле рядом с цистерной – типа провиантский склад. Все под своим личным контролем, конечно, и на самом краешке нового лагеря.

Который тоже, понятное дело, разбили на площади.

Я думал, мэр реквизирует ближайшие дома, но он сказал, што предпочитает палатку и костер. Дескать, так оно больше похоже на настоящую войну – свежий воздух, все такое… армейский Шум вокруг РЕВет. Мэр даже у мистера Тейта забрал лишний комплект униформы и велел на себя перешить, так што он у нас теперь опять генерал, щегольской такой, весь с иголочки.

А еще он велел поставить палатку мне – напротив своей и капитанских. Пусть все видят, што я у него важный человек. Которому стоило спасать жизнь, раз уж он дал себе труд вернуться и спасти. Он даже койку мне в палатке поставил, на чем спать… на чем наконец-то уснуть после двух суток напролет непрерывного боя. Мне это было даже как-то неудобно – спать… какой там сон посередь войны-то, но я так вымотался, што все равно лег и уснул.

И видел во сне ее.

Видел, как она прискакала искать меня после взрыва, и вся расстроилась, и волосы у нее немного воняли, и одежда вся пропотела, и на ощупь она была будто бы сразу холодная и теплая – но все равно она, и не просто она, а она у меня в руках…

– Виола, – сказал я и проснулся.

Дыхание облачком висло в холодном воздухе.

Несколько секунд я тяжело дышал, потом вылез из койки и откинул полог палатки, пошел прямиком к Ангаррад и прижался лицом к ейному теплому лошадиному боку.

– Утречко, – сказали сзади.

Молодой солдатик, поставлявший Ангаррад фураж с тех пор, как разбили лагерь, притаранил утреннюю порцию.

– Утро, – ответил я.

Он на меня старался не смотреть. Сам был старше, но все равно стеснялся. Надел торбу на морду Ангаррад и другую – на Джульеттину Радость, которая вообще-то лошадь мистера Моргана, но мэр ее забрал себе, когда лишился Морпета. Вредная кобыла, эта Радость – зубы скалит на все, что шевелится.

ПОДЧИНИСЬ! –  заявила она солдату.

– Щас сама подчинишься, – буркнул он, а я хихикнул, потому што то же ей это говорю при каждом случае.

Я погладил Ангаррад, поправил попону, чтоб не замерзла. МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК, сказала она, МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК.