– Конвой согласен, что наша первоочередная миссия должна носить гуманитарный характер, – сказал он, посмотрел на нас с Симоной, и его Шум добавил еще несколько слов.
Мистрис Койл кивнула.
– Нам, вероятно, стоит подробно обсудить, как лучше всего это сделать. Я соберу наших мистрис и…
– И мы включим это в повестку совещания о том, как добиться нового мирного договора со спаклами, – решительно перебила я.
– Это очень сложный вопрос, моя девочка. Нельзя просто взять, прийти к ним и попросить о мире.
– Нельзя просто сидеть и ждать, пока разразится очередной бой, – отрезала я (судя по Шуму Брэдли, он меня внимательно слушал). – Нам придется найти способ заставить этот мир работать сообща.
– Идеалы, моя девочка, – вздохнула мистрис Койл. – Всегда проще верить в иллюзии, чем жить реальной жизнью.
– Но если хотя бы не
– Что само по себе – очередной идеал, – прищурилась на него мистрис Койл.
– Простите, – к кораблю приближалась женщина; она нервно оглядела всю компанию и, в конце концов, остановилась на мистрис Койл. – Ты – та самая целительница, да?
– Да, – ответила та.
– Она просто целительница, – проворчала я. – Одна из многих.
– Вы можете мне помочь?
Женщина закатала рукав.
Браслет был так воспален, что даже мне было ясно: руку она, считай, уже потеряла.
–
– И у нас тоже, – кивнул я.
Еще не рассвело. Прошел день с тех пор, как мистер Шоу приходил к мэру и как горожане потянулись к Виоле на холм. И там, и там народу с каждым часом становилось все больше. Хотя в городе толклись в основном мужчины, а на холме – женщины. Не исключительно, но по большей части.
–
– Как ты себя чувствуешь? – встревожился я.
– Я в порядке, – ответила она, как-то слишком быстро, на мой взгляд. – Я тебе позвоню позже, Тодд. Тут дел по горло.
Мы прервались. Я вышел из палатки и чуть не столкнулся с мэром, который уже ждал снаружи с двумя чашками кофе. Одну он протянул мне. Я пару секунд подумал, но взял. Мы стояли и молча пили, стараясь хоть немного прогреть нутро. Небо наливалось розовым. Даже в этот ранний час в городе горели огни – немного, там, где люди мэра сумели-таки провести электричество в пару-тройку самых крупных зданий. Штобы городские могли собираться в тепле.
Мэр, как всегда, смотрел на вершину спачьего холма – в темной стороне неба; за гребнем прячется невидимая армия. Тут только до меня дошло – вот в эти самые несколько минут, пока мэрская армия еще спит, – што помимо их спящего РЕВА в морозном воздухе слышно что-то еще… слабое, далекое, но явственное…
У спаклов тоже был РЕВ.
– Их голос, – сказал мэр. – И я думаю, это действительно один большой голос, развившийся в полном соответствии этому миру… соединяющий их всех, – он отхлебнул глоток кофе. – Иногда, тихими ночами, его бывает слышно. Все эти отдельные личности, звучащие как одна. Словно голос всей этой планеты прямо у тебя в голове.
Он так и продолжал таращиться на холм, снизу вверх… это было довольно-таки жутко.
– Твои шпионы ничего не разузнали до сих пор? Какие-нибудь планы?
Он сделал еще глоток, но ничего не ответил.
– Спаклы же все равно не могут подобраться близко, да? – сказал я. – А не то услышат
– А ты в самый корень зришь, Тодд, как я погляжу.
– У мистера О’Хеа и мистера Тейта нет Шума.
– Я и так уже лишился двух капитанов, – покачал головой мэр. – И не готов пожертвовать больше ни одним.
– Ну, ты же не все лекарство на самом деле сжег, так? Просто дай его своим шпионам.
Он снова промолчал.
– Не мог ты сжечь все, – повторил я, а потом до меня дошло. – Да нет же, мог!
Он продолжал молчать.
– Но
– У меня есть и другие, – возразил он. – Кроме того, вскоре среди нас будет еще кое-кто, очень способный по части шпионажа.
– Я не стану на тебя работать, – нахмурился я. – Ни за что.
– Ты
Я почувствовал, как внутри закипает гнев и вот-вот начнет выкипать, но вовремя взял сам себя за шкирку: к Ангаррад притопал Джеймс с утренней торбой.
– Я задам, иди. – Я поставил кофе и, забрав у него суму, ласково навесил ее на голову кобылы.
МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК? – не слишком бодро поинтересовалась Ангаррад.
– Все хорошо, – шепнул я ей в ухо, наглаживая его пальцами. – Ешь, девочка, ешь.
Прошла еще минута, но, наконец, ее челюсти в сумке заработали; раздался тихий хруст.
– Ай молодец, девочка.