Война хаоса

Мы остановились по дороге в городе из кровавого дома, потомуш на горизонте вовсю полыхали огни. Горели заброшенные фермы на северном склоне долины.

Надеюсь, по крайней мере, что заброшенные. Мистер О’Хеа поравнялся с нами во главе батальона человек в двадцать – с виду все такие же изможденные, как я. Я окинул их взглядом, прочел Шум. Стар и млад, но глаза у всех старые. Вряд ли хоть кто-то из них мечтал встать под ружье – мэр их заставил, оторвал от семей, выдернул с ферм, из магазинов, из школ.

А потом для них началась смерть – каждый день.

Я есмь круг и круг есть я.

Я теперь все время это повторял, тянулся к тишине внутри, прогонял мысли и воспоминания – по большей части это работало и наружу. Люди перестали слышать мой Шум. Я слышал, что они его не слышат, – как у мистера Тейта и мистера О’Хеа. Наверняка мэр меня поэтому и научил… в том числе – думал сделать меня одним из своих.

Как будто это вообще возможно, ха.

Но Виоле я об этом почему-то не сказал. Сам не знаю почему.

Может, потому, что я ее не видел – вот что было особенно ненавистно за последние восемь дней. Она торчала у себя на холме, приглядывала за мистрис Койл… но всякий раз на экране комма она лежала в постели и выглядела все бледнее, все слабей, и я знал, што ей нехорошо, но она почему-то мне ничего не говорит, возможно, штобы я не беспокоился лишнего, отчего я, естественно, беспокоился только больше, потомуш если с ней што-то не так… если с ней што-то случится…

Я есмь круг и круг есть я.

И все наконец-то успокоилось. Хотя бы немного.

Я ей ничего не сказал. Не хотел, чтобы она волновалась. У меня все под контролем.

МАЛЬЧИК-ЖЕРЕБЕНОК? –  нервно спросила снизу Ангаррад.

– Все хорошо, девочка, – ответил я. – Мы скоро будем дома.

Я бы не стал ее брать, если бы знал, как все скверно окажется в этом доме. Она всего пару дней назад пустила меня обратно в седло и до сих пор дергалась, стоит только веточке хрустнуть.

– Я могу послать людей тушить пожары, – предложил мистер О’Хеа.

– Нет смысла, – сказал мэр. – Пусть догорают.

ПОДЧИНИСЬ! –  рявкнула под ним Джульеттина Радость. Просто так, никому в особенности.

– Черт, мне нужна новая лошадь, – проворчал ее всадник.

И вдруг вскинул голову – так, што даже я заметил.

– Што? – спросил я.

Он быстро оглядывался по сторонам – на кровавый дом позади, на дорогу в город. Нигде вроде бы ничего не изменилось.

Кроме выражения у него на лице.

– Што? – повторил я.

– А ты не слышишь? – он снова остановился.

И тут я услышал…

Шум…

Нечеловеческий Шум…

Он шел со всех сторон сразу.

Отовсюду, как сказал тот солдат.

– Невозможно, – пробормотал мэр, наливаясь яростью. – Они не посмеют…

Но слышно было уже совершенно отчетливо…

Нас окружили, буквально в мгновение ока…

Спаклы перешли в наступление.

[ВИОЛА]

А сказала она мне вот что:

– Я так и не извинилась перед тобой за бомбу в соборе.

Отвечать я не стала.

Потому что язык от удивления проглотила.

– Это не была попытка убить тебя, – продолжала она. – И нет, я не думала, что твоя жизнь стоит меньше любой другой.

Я тяжело проглотила слюну.

– Вон, – брякнула я и сама удивилась: наверняка это лихорадка захватила контроль над языком. – Пошла вон. Сейчас же.

– Я надеялась, что президент сам обыщет твою сумку, – сказала она. – Он бы первым взял в руки бомбу, и на том наши проблемы кончились бы. Сразу все. И я делала ставку на эту часть плана, только если они тебя поймают. А если бы они тебя поймали, живой ты бы все равно не выбралась.

– Это не тебе было решать.

– Именно мне, моя девочка.

– Если бы ты спросила меня, я бы тебе сказала…

– Что ты не стала бы делать ничего, способного причинить вред твоему мальчику. – Она помолчала, ожидая, что я стану возражать; не дождалась. – Лидерам иногда приходится принимать чудовищные решения, и мое заключалось в том, что, если ты все равно погибнешь на задании, которое сама на себя взяла, я, по крайней мере, обязана воспользоваться шансом, пусть даже совсем маленьким, сделать так, чтобы твоя смерть не пропала даром.

Я прямо-таки чувствовала, как краска заливает лицо, и уже начала трястись – наполовину от температуры, наполовину от чистой, раскаленной ярости.

– Это только один вариант развития событий. Случиться могла еще куча всего, но каждая такая линия неизбежно заканчивалась одним: нас с Ли разрывает в клочья.

– Значит, ты стала бы мученицей за справедливое дело, – сказала мистрис Койл. – И мы сражались бы дальше во имя твое, – она посмотрела на меня очень жестко. – Ты себе не представляешь, какой это могущественный фактор – мученичество.

– Слова прирожденного террориста.

– И тем не менее, Виола, я хотела сказать, что ты была совершенно права.

– Так, с меня хватит.

– Дай мне закончить. Эта бомба была ошибкой. И хотя у меня могли быть сколь угодно веские причины поступить так в отчаянной попытке добраться до него, все равно этого недостаточно, чтобы рисковать чужой жизнью. Не моей.

– Как ты права, черт побери…

– И об этом я глубоко сожалею.