Война хаоса

Мэр снова бьет – сильнее, чем прежде, – и весь мир заливает белой краской, но я без конца твержу про себя: Виола, Виола, хватаюсь руками за доски, встаю и изо всех сил швыряю в него: НАЗАД!

Он отходит:

– Ну надо же!

– Я не займу твое место, – говорю я, выходя из-за укрытия. – Даже не мечтай.

Мэр делает еще шаг назад, хотя я ему и приказывал.

– Но кто-то ведь должен, – говорит он. – Кто-то должен контролировать Шум и втолковывать людям, что правильно, а что нет.

– Никто никому не должен ничего втолковывать! – Я шагаю вперед.

– Ты никогда не был поэтом, правда, Тодд?

Мэр снова пятится. Он стоит на самом краю заметенной песком площади, все еще придерживая сломанную руку: из кожи торчит обломок кости, но мэр даже не морщится. За его спиной ничего нет, только пологий склон, ведущий к воде и черным теням под ней…

Глаза мэра стали еще чернее, а голос – еще больше похож на эхо…

– Этот мир пожирает меня живьем, Тодд, – говорит он. – Этот мир и его бесконечный поток информации. Ее слишком много. Я не могу с ней совладать.

– Так брось пытаться, – говорю я и снова швыряю в него:

ВИОЛА!

Мэр морщится, но не падает.

– Не могу, – с улыбкой отвечает он. – Это не в моей привычке. Но ты… ты сильнее меня. Ты сможешь совладать с этим миром, Тодд, ты сможешь им править.

– Этому миру не нужен правитель, – говорю я. – Последний раз повторяю: я – не ты.

Мэр окидывает взглядом мою форму:

– Точно?

Я чувствую прилив ярости и вновь бью его Шумом.

Он морщится, но даже не пятится и тоже швыряет в меня сгусток боли. Я стискиваю зубы и готовлю новый заряд, чтобы бросить в эту подлую улыбчивую рожу…

– Мы можем хоть весь день так перебрасываться, пока не сведем друг друга с ума, – усмехается мэр. – Давай-ка я лучше расскажу тебе об условиях игры, Тодд.

– Заткнись…

– Если ты победишь, весь мир твой!

– Да я не хочу…

– Но если выиграю я…

Внезапно он открывает мне свой Шум…

И я впервые вижу его насквозь – не припомню, когда я последний раз так его видел, да, наверно, никогда.

В его Шуме холодно, холодней, чем на этом берегу…

И пусто…

Голос мира окружает его, как черное небо, готовое в любой миг раздавить его своим невозможным грузом…

Общение со мной немного облегчило это бремя, но теперь…

Мэр хочет все уничтожить…

Тут-то я впервые сознаю, что ему нужно…

Чего он хочет больше всего на свете…

Ничего не слышать…

И боже, сколько в его Шуме ненависти, она такая мощная, что мне никогда ее не обороть, мэр сильнее меня и всегда был сильнее, я смотрю прямо в его бесконечную пустоту, в бездну, которая будет пожирать все вокруг, пока не…

– Тодд!

Я отворачиваюсь, и мэр вскикивает, точно я вырвал из него кусок:

– ТОДД!

Там, вдалеке, верхом на моей лошади, на моей клятой расчудесной лошади…

Виола…

И мэр швыряет в меня все, что только может.

[Виола]

– ТОДД! – воплю я…

Он оборачивается…

И в ту же секунду вскрикивает от боли: мэр ударил его так, что из носа брызгает кровь, а Ангаррад визжит: Жеребенок! – и бросается ему на помощь, а я все кричу и кричу его имя, кричу во всю глотку:

– ТОДД!!!

Он слышит меня…

Он поднимает глаза…

Но я все еще не слышу его Шума, хотя чем-то же он дерется с мэром…

Зато я вижу его взгляд…

И повторяю:

– ТОДД!!!

Потому что только так и можно победить мэра…

Не в одиночку…

А вместе…

– ТОДД!

Он разворачивается, по лицу мэра пробегает туча, и воздух вспарывает мое имя – оглушительное, как раскат грома…

[Тодд]

ВИОЛА

Она здесь…

Она пришла…

Пришла за мной…

Она кричит мое имя…

Ее сила огнем проходит сквозь мое тело…

И мэр пошатывается, словно его ударили в лицо кувалдой или целым домом…

– Ах вот что… – стонет он, хватаясь за голову. – Прибыл твой источник силы…

– Тодд! – слышу я голос Виолы.

Беру его и превращаю в оружие…

Потому что я наконец чувствую Виолу: да, она примчалась на край света, чтобы спасти меня, если понадобится…

И понадобилось…

Я…

ВИОЛА

Мэр опять пошатывается, держась за сломанное запястье, а из ушей у него струится кровь…

– Тодд! – снова кричит она, на этот раз привлекая мое внимание.

Я оборачиваюсь, а она останавливает Ангаррад на краю площади и смотрит на меня, смотрит прямо мне в глаза…

И я читаю ее…

Я точно знаю, что она думает…

Мой Шум и сердце и голова готовы взорваться, я сам готов взорваться…

Потому что Виола говорит…

Глазами, лицом, всем телом она говорит…

– Знаю, – хрипло отвечаю я. – Я тоже.

А потом я поворачиваюсь к мэру, полный до краев Виолой, полный ее любовью ко мне и своей любовью к ней…

И эта любовь делает меня размером с гору…

Я беру ее и со всех сил направляю в мэра…

[Виола]

Мэра отбрасывает на склон, он катится вниз, навстречу грохочущим волнам, и замирает на месте…

Тодд оглядывается на меня…

Сердце так и рвется из моей груди…

Я все еще не слышу его Шума, хотя и чувствую, что он копит его для очередного удара…

Но зато он сказал: «Знаю. Я тоже».

И глаза его блестят, на лице – улыбка…

Пусть я его не слышу…

Я все равно его знаю…

Я знаю, что он думает…

Сейчас, в этот самый важный миг наших жизней, я могу читать Тодда Хьюитта без всякого Шума…

Он видит это…

И на мгновение…

Мы снова узнаем друг друга…

Я чувствую нашу общую силу…