Тут ко мне подлетает мистер О'Хара на своей лошади, он тоже палит из винтовки одновременно со всеми, а рядом из леса выскакивает спэкл с белой палкой, он целится в мистера О'Хару…
Думаю, но вслух не говорю…
И эта мысль – быстрая, как пуля, – проносится от меня к мистеру О'Харе…
Он тут же пригибается в седле, и заряд кислоты пролетает над его головой…
Мистер О'Хара стреляет в спэкла и поворачивается ко мне…
Но не с благодарностью – в его глазах пылает ярость…
Внезапно наступает абсолютная тишина.
Спэклов больше нет. Они даже не убегают – их просто
Сражение шло не больше минуты…
А перед нами стоят две идеально ровные шеренги уцелевших солдат: винтовки одинаково подняты, все взгляды устремлены туда, откуда появились спэклы…
Все ждут новых приказов мэра…
Я смотрю на лицо: оно так горит свирепой яростью и решимостью, что смотреть больно.
И я знаю, что это значит.
Его власть над людьми крепнет.
Он управляет ими все быстрее, легче и четче.
– В самом деле, Тодд, – произносит он вслух. – Ты прав. Тут до меня доходит: хоть моего Шума до сих пор никто не слышит, мэр-то все прекрасно понял…
– Возвращаемся в город. – Впервые за черт знает сколько времени он улыбается. – Пора попробовать кое-что новенькое.
– Спасибо огромное, Уилф! Ты герой! – слышу я голос Брэдли, когда выхожу из корабля-разведчика на улицу и озираюсь по сторонам в поисках госпожи Койл.
Уилф останавливает рядом с кораблем телегу с двумя гигантскими бочками свежей воды – можно раздавать.
– Не за что, – отвечает Уилф. – Я просто делаю свое дело. – Хоть кто-то его делает, – раздается за моей спиной. Это Ли – он почему-то вернулся с охоты раньше обычного.
– Ты не видел, куда пошла госпожа Койл? – спрашиваю я его.
– И тебе здравствуй, – смеется он, показывая мне двух лесных кур. – Вот эта, пожирнее, нам с тобой. А Симона и Гуманист обойдутся худосочной.
– Не называй его так, – хмурюсь я.
Ли переводит взгляд на Брэдли, который шагает обратно к кораблю. Наблюдатели, что сидят полукругом возле трапа – сегодня их стало еще больше, – тихо переговариваются о чем-то друг с другом, и в Шуме некоторых, включая Ивана, слышится слово «Гуманист»
.– Он же пытается нас спасти, – говорю я им. – Он хочет, чтобы люди, которые скоро сюда прилетят, жили в мире. Со спэклами.
– Ага, – отзывается Иван. – И так он занят этим делом, что даже не замечает: их мощное оружие куда быстрей восстановит мир на планете, чем вся хваленая гуманитарная помощь!
– Хваленая гуманитарная помощь обеспечит тебе долгую жизнь, Иван, – говорю я. – И на твоем месте я бы занималась своим делом, а не лезла в чужие.
– Наше дело – выживать, – громко отвечает Иван.
Сидящая рядом женщина поддакивает, самодовольно улыбаясь, и хотя она страдает от того же недуга, что и я – видно по ее пепельно-серому лицу и железному обручу на руке, – мне все равно хочется хлестать и хлестать и хлестать ее по щекам, чтобы она никогда больше не смела так на меня смотреть.
Но Ли уже берет меня за руку и ведет прочь, вокруг корабля, там, рядом с двигателями, никто не стал бы разбивать палатку, хотя сейчас они холодны и не работают.
– Глупые мелкие душонки… – бормочу я.
– Ты извини, Виола, – говорит Ли, – но я с ними в чем-то согласен.
– Ли…
– Президент Прентисс убил мою мать и сестру, – продолжает он. – Я готов на все, чтобы остановить его и спэклов.
– Тогда ты ничем не лучше госпожи Койл. А она ведь пыталась тебя убить!
– Я только говорю, что мы могли бы показать свою силу, раз у нас есть оружие…
– И развязать многолетнюю кровопролитную войну!
Он тоже ухмыляется – ох, как мне осточертели эти ухмылки!
– Говоришь прямо как Брэдли. Он тут единственный такие речи толкает.
– Ну да, а тысячная толпа голодных и напуганных людей способна предложить рациональное…
Тут я умолкаю: меня останавливает пристальный взгляд Ли. На меня, на мой нос. Я это знаю, потому что вижу в его Шуме рассвирепевшую себя с наморщенным носом – видимо, я всегда так делаю, когда злюсь, – и его чувства к этой морщинке на носу…
Потом на секунду в его Шуме вспыхивает другая картинка: мы крепко обнимаемся, причем на нас обоих нет одежды, и я вижу светлые волосы на его груди, которые никогда в жизни не видела: мягкие, пушистые, спускающиеся к самому пупку и ниже…
– Черт, – выдыхает он и отшатывается.
– Ли…
Но он уже отвернулся и быстро шагает прочь, Шум залит желтым стыдом.
– Мне надо на охоту! – на ходу выпаливает он.
И припускает еще быстрей.
А я снова отправляюсь на поиски госпожи Койл – и горю так, словно покраснела с головы до пят.
Жеребенок?
– всю дорогу канючит Ангаррад и бежит даже быстрее, чем я прошу. Жеребенок?– Мы почти дома, милая, – говорю я.
В лагерь мы въезжаем вместе с мэром: того прямо распирает от гордости за свой дар внушения. Он соскальзывает с лошади и отдает поводья Джеймсу. Я тоже подъезжаю к нему и спрыгиваю на землю.
– Принеси ей овса, – быстро говорю я. – И воды немного.