Но вслух ничего не произношу.
Потому что он опять говорит как будто искренне.
Может, я и впрямь хорошо на него влияю?
– Итак, – возглашает мэр, – попробуем восстановить мир на этой планете!
Конец Всех Троп
Вечером следующего дня я сижу на своем уступе и разглаживаю заново отросший на больной руке лишайник, осторожно касаясь железного обруча. Рука до сих пор ноет и горит, ежедневно напоминая о том, кто я и откуда пришел.
Хотя рана так и не зажила, я перестал принимать лечебные снадобья Земли.
Это неразумно, но я почему-то глубоко убежден, что боль пройдет сама собой, как только Бездны не станет.
Возвращенец вздыхает, расстроенный моим враждебным тоном.
Семь ночей прошло после бомбардировки и отступления Земли. Семь ночей полного бездействия: мы только смотрели донесения наших далеких голосов о том, что два лагеря Бездны снова вступили в контакт и обмениваются продовольствием и водой, помогая друг другу. Каждый день судно на дальнем холме поднималось высоко над обеими армиями и облетало всю долину.
Семь ночей Бездна крепла, а Небо ей позволяло.
Семь ночей он ждал предложения о мире.
Я смотрю на лица Земли, голоса каждого из них сливаются в единый глас, без всякого труда, легко и естественно, а я так этому и не научился.
Небо останавливается.
Он широко открывает свой голос и показывает, что имеет в виду: называться «Небом» и называться «Возвращенцем» – почти одно и то же. Он был обыкновенным членом Земли до того, как его избрали Небом, и не сам предпочел такую участь.
Чтобы стать Небом, ему пришлось стать изгоем, отделить свой голос от общего.
Я вижу, как хорошо ему жилось прежде: он был одним целым с родными, друзьями-охотниками и со своей любовью – вместе они хотели добавить в общий глас Земли еще один маленький голос. А потом его забрали, разлучили со всеми, возвысили. Он был еще совсем юн, чуть старше…
Я вижу в его голосе, как он, приняв облачение и имя «Небо», отдалился от тех, кем правил.
Его голос внезапно протягивается ко мне и, не успеваю я понять, что происходит, как возвращаюсь в прошлое…