Что-то кажется странным в этой кровавой поляне. Что-то щемит в груди и давит на мозг. Какая-то несуразная деталь не дает мне покоя. Что-то не так. Так забывается слово или имя человека, и ломаешь голову в бесплодных попытках вспомнить. Вспоминаешь-вспоминаешь, а потом вдруг в один миг прояснения приходит забытое, и радуешься этому как дитя. Вот и сейчас приходит такое же радостное чувство, но непонятно отчего. Я что-то вижу, прежде чем нырнуть в кусты по направлению к звучащему сигналу. Но что? Это остается на подсознании, сейчас некогда останавливаться и возвращаться.
– Не отставайте! – кричу я и лечу со скоростью бешеного лося.
Влюбленные берендеи мчатся за мной. Снова начинается гонка на выживание. На выживание Ульяны. Я слышу её, я чувствую её, я ощущаю её запах. Я стараюсь выкинуть из головы образ родителей. Живые веселые отец и мать стоят и смеются на фотографии. Стоят и смеются.
Я бегу. Больно, тяжело, трудно. Бегу. Старался через мышечную усталость выместить всю тягость, что скопилась на сердце. Мне не к кому возвращаться, меня никто не ждет. И я должен кому-то отомстить за смерть родных. Во мне скопилась вселенская злость, клокочущая ярость грозит разорвать на атомы, а атомы раздробить на электроны и так до бесконечности.
Берендеи бегут рядом. Их губы превратились в тонкую ниточку. Такими же холодными глазами смотрят в оптический прицел опытные снайперы. Собранность и воля толкает уставших оборотней. Им тоже есть, что сказать перевертням. Крылья носа Вячеслава порой раздувались как у разозленного быка на родео. Людмила не позволяет упасть слезинке с уголка глаза.
Мы бежим… Под ногами хрустят ветки, проминается мягкий мох. Ветер сопровождает нас, перепрыгивает белкой с кроны на крону сосен, скачет по ветвям елей, кедра и редких берез. Мы бежим…
Только ночью, спустя шесть десятков километров я вспоминаю, что мне показалось странным в поле боя. Да, на трупах были рваные раны и следы от зубов, но не это меня насторожило. Не синева кожи и не смелость волков, не наглость ворон. Нет. Только через часы изматывающего бега память выталкивает наверх картинку. В глазу одного обнаженного перевертня торчала медная головка иглы…
Плен
Шаг за шагом запах увлекает меня вглубь тайги. Аромат младенца. Молоко пополам со слюнями. Тянет будто магнитом. Болотца пересекаются на одном дыхании, словно на ногах появились глаза, и они указывают на незаметные кочки. Так же двигалась недавно охотница…
Звери чувствуют наше приближение и успевают убраться с дороги, а кто не успевает, тот идет на обед. Так нам встретился кабан. Огромный секач был уверен в своём превосходстве… Людмила в несколько движений запаслась провизией на два дня.
Маленькая задержка служит ещё одним поводом вынуть распашонку и вдохнуть запах Ульяны. Вячеслав смотрит на меня озабоченным взглядом. Я одобрительно подмигиваю ему. Несколько минут уходит на разделку кабаньей туши, и мы снова бежим.
Сколько дней и ночей мы бежали, я и сейчас не могу вспомнить. Бежали мы долго… Что ещё можно добавить? Сколько часов, дней, недель? Пусть это останется на совести хронометражников, которые описывают каждую секунду. Мы за секунды боролись, потому бежали, почти не останавливаясь.
Короткие периоды сна даже и остановками назвать нельзя – только упали в прелую листву и тут же подъем. Словно упал-отжался. Провал в темноту и снова бодрствование. Бежали, а я вспоминал ту головку иглы из глаза перевертня. Неужели охотники живы? Вряд ли тот перевертень для украшения таскал в глазнице медный стержень.
Может, тогда всё это обман и мои родители живы? Я запинаюсь от этой мысли. Твердая рука Вячеслава не дает нырнуть носом вперед, и я снова перехожу на бег. В уме театральной люстрой вспыхивает надежда. Надежда на то, что отец с матерью живы и когда-нибудь мы увидимся.
«Я слышу тебя!» – вспышкой молнии мелькает в мыслях женский возглас. Я не обращаю на это внимания – списываю чужой голос на усталость. Однако голос не смолкает и повторяет:
– Я слышу тебя!
Женский голос оказывается голосом ребенка. Я встаю как вкопанный. Людмила с Вячеславом пробегают по инерции несколько метров и возвращаются.
– Привал? – спрашивает Вячеслав.
Он тяжело дышит и отдувается, с круглого лица катятся капли пота.
– Тихо, я слышу голос в голове! – поднимаю я руку, берендеи застывают.
– Переутомился, что ли? – неуверенно произносит Вячеслав.
Людмила тут же подскакивает и заглядывает в лицо так, словно старается рассмотреть в глубине глаз ту, которая зовет меня. Я смотрю на девушку и киваю. Она остается рядом, берет за руку. Я закрываю глаза.