Он встает, пошатывается и садится обратно. Я тоже поднимаюсь на кровати. Людмила бросает нам какие-то застиранные штаны. Маловаты, но выбирать не приходится – комары ничего не понимают в моде.
Марина снимает полотенце с трех холмиков на столе. Под ним приютились куски мяса, на белом стекле тарелок краснеет вытекшая кровь. Жилистое, с желтыми ниточками сухожилий.
– Что это? – киваю я на «пиршество».
– Крупный бирюк очень близко подошел к дверям, – Людмила показывает на лежащую в тазу лохматую волчью голову. Белые клыки ощерились в последней ухмылке.
– Давно я собачатину не ел, – морщится Вячеслав, однако садится за стол.
– Ешьте и выдвигаемся, – командует Людмила и придвигает к себе тарелку.
Мы молча присоединяемся. Жесткие волокна с трудом отделяются друг от друга. Сквозь хруст костей слышатся подвывания стаи на улице. Санитары леса убирают за нами. Мы же убираем санитара леса… Круговорот пищи в природе…
– Ты изучал Зов? – спрашивает Вячеслав, когда на тарелках остались лишь разгрызенные кости.
Я киваю, перед глазами встают наши с Александром прятки в ночном лесу. Стишки про Крюгера… Деревья, белка и ещё живой Александр.
Я изучал Зов.
Людмила поднимается, приносит розовую распашенку. От ткани пахнет молоком и слюной. Пока я вдыхаю запах, девушка успевает убрать со стола и теперь пихает в рюкзак консервы. Вячеслав проверяет ружья.
Тишина.
Лишь за дверью хруст и урчание.
– Что произошло перед домом? – спрашивает Вячеслав. Ружье в его руках кажется игрушечным, детским.
– Я думала, что ты помнишь, – выдыхает Людмила. – Я помню, что рванулась к той черной твари. Потом на меня навалились, и дальше я очнулась среди трупов. Женя, это сделал ты?
Я покачиваю головой. Последнее, что запомнилось – летящая со скоростью «Сапсана» волосатая лапа. И темнота…
– Так мы это в беспамятстве столько положили? – Вячеслав подходит к окошечку.
Я знаю, что он там увидит – около сорока мертвых тел, животных с мордами, испачканными в крови, наглых ворон. Побоище… и только нескольких можно записать на наш счет, а кто же расправился с остальными?
– Остался всего один старый перевертень? – спрашиваю я, вдыхая запах детской распашонки. Людмила киваю, наблюдая, как я раз за разом пытаюсь сделать Зов. Плохо получается, практики мало… Но не отчаиваюсь – всё равно деваться некуда.
Запах добавляет деталей к образу малышки, и я фиксирую его в мозгу. Кажется, что в глубине головы снова работает маленький зуммер, словно жужжит противный неуловимый комар. Такой звук знаком многим, когда лежишь в темной комнате, пытаешься уснуть и в то же время слушаешь это отвратительное создание. Гадаешь – куда он сядет и в какое место уколет. Уже мечтаешь – быстрее бы напился крови и не зудел над ухом. А этот мерзопакостный садист продолжает свой выматывающий нервы концерт.
– Есть! – отвечаю я на взгляд Людмилы. – Можем выдвигаться!
– Хорошо, – говорит девушка. – Я примерно догадываюсь, куда она могла унести Ульяну, но ты всё равно беги первым.
– Догадываешься?
– Да, догадываюсь. Выдвигаемся!
– Ты как себя чувствуешь? – спрашиваю я у этой «железной леди».
Она обжигает меня взглядом. Я успеваю порадоваться, что нахожусь на её стороне и становится немножко страшно за перевертней.
– Я не вою и не скулю, потому что это делу не поможет. Когда всё закончится, тогда и наплачусь вволю, а сейчас не до чувств – Ульяну нужно спасти. Веди! – словно бичом хлещет последним словом.
Вячеслав пытается её приобнять, но натыкается на жесткий и колючий взгляд. Рука останавливается на полпути, ненадолго зависает в воздухе и потом чешет затылок. Будто туда и направлялась. Я поднимаю тяжеленный рюкзак, звякнули жестяные банки внутри.
– Тяжеловато.
– Мы понесем ружья, патроны. Можем поменяться, – говорит Людмила и закидывает на плечо Иж-27.
Старый «Ижик», верная и надежная вещица. У нашего соседа деда Ильи такой же дома в сейфе хранится. Старик никогда с охоты не возвращается пустым. Второе ружье Вячеслав берет в руки и ногой распахивает дверь. Сразу же раздается рычание десятка глоток.
Зверье осмелело.
После выстрела волки отпрянули, но не убежали. Воронье взмывают вверх с истошными воплями. Я накидываю на плечи рюкзак, креплю на животе ремень, чтобы ноша не стучала по спине, и выхожу наружу. Людмила следом, замок щелкает на двери.
Я пробираюсь между раскромсанными телами, кровь успевает запечься бурой коркой на синеющей коже. Вороны кружатся темной тучей над лежащими перевертнями. Молодые и старые лежат в позах, где их застигла смерть. За нами наблюдают горящие угольки на волчьих мордах. Санитарам леса кто-то устроил праздник живота.