Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Руперт в Ладлоу, оценивая угрозу всем своим надеждам, опасался нарушения поставок из Уэльса и, возможно, восстания противников короля в самом Уэльсе. Страна обеднела, а пертурбации войны практически остановили торговлю крупным рогатым скотом. Архиепископ Уильямс из замка Конвей пытался защитить людей и просил, чтобы была проявлена определенная осмотрительность в отношении «наших бедных погонщиков, этого «испанского флота Северного Уэльса», приносящего то немногое серебро, которое у нас есть». Но командиры гарнизонов по всему Уэльсу настаивали на своих требованиях о предоставлении еды и фуража и без разбора устраивали рейды, а недавно Руперт распорядился, чтобы кавалерийские патрули штрафовали тех, кто запаздывал с платежами. Добавьте к этому ссоры между соперничающими командирами, пренебрежение англичан к чувствам валлийцев, возмущение валлийцев поведением англичан и весь комплекс региональных междоусобиц. «Колыбель королевской пехоты» стала теперь местом раздоров, вражды и бедности.

В Оксфорде, судя по всему, родилось предложение перевести двор в Эксетер или Бристоль, чтобы придать позиции короля большую связность. Но оно никогда даже не обсуждалось Советом (по той причине, как считал Хайд, что дамы были против него), поскольку такое подчеркнутое отступление подорвало бы боевой дух сторонников короля и в Англии, и за ее пределами.

Руперт, подавленный тем, что перспектива победы становилась все более сомнительной, стал чаще не соглашаться с Дигби, сангвинический темперамент которого не желал признавать катастрофы и активно восставал против любого предложения возобновить переговоры. В последнее время Карл вернул свое расположение беззаботному лорду Коттингтону, когда-то занимавшему пост канцлера казначейства и в 1639 г. позволившему ему начать войну с шотландцами, не имея денег для оплаты войскам. Эти двое вернули Карлу его природный оптимизм, поэтому, когда французский посланник Сабран в марте посетил его в Оксфорде, то нашел его настроенным категорически против любого примирения, хотя король был уже не так, как раньше, уверен в своей английской армии. Вместо этого он верил в Монтроза и еще больше надежд возлагал на ссоры и раскол в стане противника.

«Раздоры в рядах самих мятежников усиливаются с каждым днем», – с удовлетворением писал Дигби Ормонду. В то же время распри среди королевских командиров не вызывали у него большого беспокойства, и в этом он сильно ошибался. Сабран указал королю, что он должен использовать разброд и шатание среди своих врагов, чтобы подтянуть свои войска и создать угрозу Лондону. Но силы роялистов действовали только на Западе, на границе с Уэльсом и на севере Мидлендса. К тому времени стало ясно, что реорганизация королевской армии не удалась. Руперт, несмотря на всю свою энергию, ум и преданность, не обладал ни опытом, ни характером, необходимыми для выполнения этой задачи. К марту 1645 г. все увидели, насколько провальной была его попытка объединить и скоординировать армии. От лорда Лафборо из Лестера, от сэра Ричарда Байрона из Ньюарка, от лорда Байрона из Честера и все громче и громче с Запада в Оксфорд приходили жалобы. В конце февраля приехал Горинг, который на повышенных тонах поговорил с Рупертом и уехал. За ним в марте последовал Байрон, угрожавший подать в отставку, если к его нуждам в Честере не отнесутся более внимательно.

Но самые большие проблемы скопились на Западе. Там король решил разместить резиденцию принца Уэльского с его собственным советом и двором. Хотя ему еще не исполнилось 15 лет и он был бы всего лишь номинальной фигурой, Руперт предвидел неприятности, если принц Уэльский, который в любом случае не мог быть реальным командующим, будет иметь совет и двор отдельно от своего отца. Такая конфигурация постоянно создавала бы благоприятные возможности для амбициозных офицеров-интриганов, которые могли настраивать один двор против другого и оба двора против Руперта. Карл не придал значения возражениям племянника. Верный своему старому обычаю одной рукой отбирать власть, которую давал другой рукой, он, вероятно, думал, что новый двор на Западе и замешательство, которое возникнет из-за его появления, станет полезным ограничителем власти Руперта.