Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Настроение Лондона менялось от мрачности, накрывшей город после взятия королем Лестера, к всеобщему ликованию. Унылая процессия больных и раненых солдат, появление которых знаменовало поражение сил парламента, теперь уступила место бравым благочестивым молодым всадникам из армии нового образца, ежедневно прибывавшим в город со свежими новостями о победе. Армию, в отношении которой еще месяц назад делались удручающие прогнозы, теперь шумно приветствовали как спасителя общественного блага. С ростом популярности армии положение индепендентов в парламенте и вне его становилось все более надежным. 21 июня в город привели пленных, взятых при Нейсби, всего 4000 человек. Впереди несли 50 захваченных там штандартов. Глядя на них из окна, французский посол был поражен: они выглядели здоровыми и крепкими, лишь немногие были ранены. Эти солдаты не были похожи на людей, болевших душой за свое дело, людей, которые дрались до конца. На Тотхилл-Филдс, где разместили их лагерь, им читали проповеди на валлийском. Одни тут же записывались в армию парламента, другие давали клятву больше никогда не вступать в бой и были отправлены домой. Но испанский посол Алонсо де Карденьяс, который, как и его французский соперник, отметил хорошее физическое состояние этих людей, попросил разрешения рекрутировать некоторых из них на службу своему господину. Ответ был достаточно благоприятным, чтобы всполошить Сабрана и заставить его обратиться с такой же просьбой. Португальскому послу повезло меньше, поскольку из писем короля, захваченных при Нейсби, стало ясно, что он пользовался своими дипломатическими привилегиями, чтобы пересылать королеве и от королевы письма из штаб-квартиры короля.

Теперь королевская корреспонденция, оказавшись в руках парламента, спустя более чем два года вернулась назад. В основном это были письма к королеве и от нее. Из них стали очевидны попытки короля получить деньги и людей от королей Дании и Франции, от принца Оранского и герцога Лотарингского. Но главное – это его намерение привезти в Англию силы Ирландской Конфедерации. Невозможно было бы выковать более убийственного оружия против Карла. Парламентарии не колебались. В течение месяца после их победы при Нейсби публикация книги «Королевский кабинет открыт» представила перед потрясенными и возбужденными читателями самые интимные и нескромные подробности политики, которые обсуждали между собой король и королева.

Роялисты изобразили ужас от такого вторжения в частную жизнь короля. Афиняне, говорили они, возвращали нераспечатанными захваченные письма Филиппа Македонского к его жене, потому что считали «постыдным и бесчестным» выведывать супружеские секреты. Впрочем, имелись и недавние примеры такого поведения. В 1620 г. в битве на Белой Горе в окрестностях Праги главный советник протестантского короля Богемии (шурина короля Карла и отца принца Руперта) потерял его личные бумаги. Опубликованные победившим императором, эти документы показали интриги и сомнительные маневры, благодаря которым были обеспечены выборы в пользу этого короля. Публикация стала тяжелым ударом по делу протестантизма в Европе, не в последнюю очередь потому, что с тех пор осторожные монархи и предусмотрительные дипломаты не желали доверять бумаге секреты политики, которые позднее могли быть раскрыты. В более узком кругу друзей и потенциальных союзников короля Карла публикация «Королевский кабинет открыт» произвела тот же эффект. Она уничтожила добрую волю и углубила недоверие именно в тот момент, когда после серьезного поражения королю больше всего требовалась помощь. В Париже королева-изгнанница делала храбрый вид по поводу произошедшей катастрофы и уверяла всех, что ее супругу нужно только немного помочь, и он выиграет войну. Но с того момента все умные государственные мужи Европы стали считать его дело проигранным.

V

Король со своей кавалерией через Личфилд, Вулверхэм-птон и Бьюдли благополучно добрался до верного ему Херефорда. С трудом скрываемая неприязнь Руперта к Дигби резко прорвалась наружу. Ирония судьбы заключалась в том, что после поражения все бремя позора выпало на долю Руперта, который не советовал вступать в бой, тогда как Дигби, по настоянию которого роялисты решились на битву, никто не винил в ее исходе. Руперт ратовал за то, чтобы остатки кавалерии немедленно присоединились к Западной армии, которая на тот момент оставалась целой и невредимой. Это нужно было сделать до того, как Ферфакс и Кромвель, пользуясь своим огромным преимуществом, бросят все силы на юго-запад. Но король, которого не смутил тот факт, что его валлийская пехота сдалась практически целиком, хотел, чтобы на ее место в Уэльсе набрали новых рекрутов и объединили их с валлийскими силами Джеррарда, не считаясь с тем, сколько времени на это уйдет. Руперт, страдавший от недосыпа, стал тревожным и раздражительным, его охватила утомительная лихорадочная активность.