Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

В ходе своего отчаянного бегства кавалерия короля пронеслась через Лестер в Эшби-де-ла-Зуш, до которого король добрался глубокой ночью, и никто не позаботился о повозках и каретах, сопровождавших армию. Джордж Дигби сохранил достаточно хладнокровия, чтобы сберечь свою карету и имущество, но слишком мало было оснований поздравить себя как государственного секретаря, поскольку вся переписка короля попала в руки врага. Вместе с каретами к армии парламента попали благородные дамы и жены офицеров, а также женщины, которые не были ни благородными дамами, ни офицерскими женами, но «имели при себе кучу денег и были богато одеты». Многие из этих «подруг» купили себе прощение у победителей. Награбленное в этот день оценивалось в 100 000 фунтов золотом, серебром и драгоценностями. Но рядовым армейским проституткам, маркитанткам и женщинам, выполнявшим в лагере черную работу, в прощении было отказано, и многих солдаты парламента просто убили. Позднее, когда их стали стыдить этой резней, они говорили, что это были «ирландские женщины с ужасными лицами», вооруженные длинными ножами. Более вероятно, это были валлийки, кричавшие что-то на непонятном языке и защищавшиеся кухонной утварью, которую они использовали для приготовления пищи своим землякам.

В Нейсби король потерял всю свою пехоту, все пушки и большую часть обоза. Когда спустя три дня его гарнизон в Лестере сдался, Ферфаксу передали оставшиеся запасы оружия и 500 лошадей. Катастрофа была тотальной.

IV

Ферфакс в лаконичном донесении объявил обеим палатам о величайшей победе, которой Бог удостоил дело парламента. Кромвель был красноречивее в благодарности как Всевышнему, так и своим людям. После несколько более подробного, чем у Ферфакса, описания битвы он заключил: «Это не что иное, как рука Божия; и ему одному принадлежит победа, которую никто не может разделить с ним… Честные люди верно послужили вам в этом деле. Им вы можете доверять. Молю вас именем Бога, не препятствуйте им… Я хотел бы, чтобы тот, кто рискует жизнью за свободу своей страны, доверил Богу свободу своей совести и свободу того, за что борется».

Палата общин велела отпечатать это письмо, опустив последнее предложение. Им хватало проблем с неистовыми спорами шотландцев с сектантами, чтобы не добавлять к этой шумихе личные взгляды генерал-лейтенанта Кромвеля на свободу совести. Однако палата лордов в какой-то момент оказалась не столь внимательной и опубликовала текст полностью, чем выдала эту попытку цензуры к большому возмущению и пресвитерианцев, и сектантов.

В Марстон-Муре Кромвель смело приписал победу своим войскам. В Нейсби он сделал это с еще большим правом. После Марстона он гордо противопоставлял своих людей тем, кто с презрением называл их сектантами и простолюдинами. Его письмо после Нейсби содержало в себе угрозу. Люди Кромвеля сражались за свободу совести, как бы не отрицали это узколобые богословы и назойливые шотландцы.

Предупреждение было вдвойне уместно. На той неделе Джон Лилберн по просьбе Уильяма Принна был вызван в Комитет по проверке (Committee of Examinations) и опрошен в связи с его недавней атакой на религиозные взгляды Принна и «египетское рабство» пресвитерианской системы. Комитет отпустил его с предупреждением, которое, похоже, не ограничило его красноречия, и разозленный Принн ушел домой писать очередной ядовитый памфлет против свободных ораторов.

Тлеющая ненависть между пресвитерианцами и индепендентами то тут то там давала яркие вспышки. Роберт Бейли в момент несдержанности открыто усомнился в преданности индепендентов общему делу. И не без оснований, поскольку король не однажды выказывал желание помочь им против пресвитерианцев, и интрига, затеянная лордом Сэвилом, которого король освободил специально для этой цели, снова вышла на свет. Неправильно истолкованные слова Бейли дошли до палаты общин почти одновременно с тем, как известия из Нейсби были доставлены в Лондон офицерам армии нового образца, одним из тех, на кого Бейли и другие пресвитерианцы жаловались, как на страшных людей, не верящих в Троицу. Но такие страшные люди были среди тех, кто только что одержал великую победу. Очевидно, что момент был неподходящий для обвинения сектантов в нелояльности, и бедному Бейли пришлось извиняться в палате за свои инсинуации в отношении индепендентов.