Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Когда король был в Кардиффе, инспектируя своих валлийских новобранцев, те заявили, что отказываются служить ему, если он не отправит в отставку сэра Чарльза Джерарда, который за те 18 месяцев, что он являлся комендантом Южного Уэльса, вызвал возмущение местных жителей отсутствием дисциплины и жестокостью своих людей. Король попытался угодить всем, но не угодил никому. Сначала он позволил Джерарду в высокомерных выражениях ответить на обвинения валлийского дворянства, а затем отправил его в отставку с поста коменданта. Валлийцев, которых разозлили его слова, это не успокоило. В результате валлийские дворяне со своими арендаторами разошлись по домам, не желая служить королю. Джерарду, который тоже оскорбился, пришлось дать титул барона, что вызвало обиду другого верного слуги короля, сэра Томаса Глемхэма, только что прибывшего из Карлайла, который он со своим гарнизоном в течение многих месяцев удерживал на пределе сил, постоянно получая обещания помощи, которая так и не пришла.

За падением Карлайла в конце июля последовала сдача Пофрета и Скарборо, тоже не дождавшихся помощи от побежденного короля. В таких обстоятельствах хорошие новости, которые Карл по-прежнему получал из Шотландии от Монтроза, будили в нем напрасные надежды, поскольку теперь не только шотландские низменности, но и вся Англия отделяла короля от его северного защитника. Однако Карл был в плену другой опасной иллюзии. В течение всего лета отношения между ковенантерами и их союзниками ухудшались. В Лондоне шотландские представители постоянно и безуспешно спорили с парламентом о транспортировке морем угля из Ньюкасла, о своих правах и прибыли, об оплате за постой их армии, которой пренебрегали и которую использовали не так, как должно. Некоторые из шотландских лордов в армии настаивали, чтобы королю было послано сообщение с намеком на союз против индепендентов, теперь контролировавших армию парламента. Карл, не видевший никакой иной возможности альянса с шотландскими ковенантерами, кроме принятия им пресвитерианской религии, начал мечтать о большом союзе в своих интересах между Монтрозом и ковенантерами против английских мятежников. Если бы две эти партии объединились с 10 000 человек, которых он уверенно ждал из Ирландии, у него хватило бы сил выиграть эту войну.

С этой напрасной надеждой Карл тайно решил ехать в Шотландию. Его намерение, как и все его секреты, вскоре стало предметом широко распространившихся слухов. Руперт уловил его еще до того, как до него дошло какое-либо официальное подтверждение, и в смятении написал своему ближайшему другу в окружении короля, герцогу Ричмонду: «Теперь все только и говорят, что король едет в Шотландию. Должен признать, что это странное решение с учетом не только того, в каком состоянии он все здесь оставляет, но и того, что надеется там получить. Если бы меня попросили высказать свое мнение, которое вы могли бы сообщить королю, то сейчас у Его Величества остался только один способ сохранить свое потомство, свое королевство и свое величие – это заключить договор. Считаю, что более благоразумно сохранить хоть что-то, чем потерять все». Что же касается армии, которую Карл ждет от Ирландской Конфедерации, добавил Руперт про себя, «очевидно, что они обманут короля, поскольку у них нет и пяти тысяч человек».

Ответом короля стал документ, в котором благородная готовность принять худшее проглядывала сквозь неистребимую надежду на лучшее. «Что касается вашего мнения о моих делах и вашего совета, – писал он, – если бы у меня была какая-нибудь другая причина для войны, кроме защиты моей религии, моей короны и моих друзей, то вы имели бы все основания давать мне такой совет, поскольку признаюсь, что, рассуждая только как солдат или государственный муж, я должен сказать, что не вижу иной возможности, кроме своего падения. Однако как христианин должен сказать вам, что Бог не позволит бунтовщикам и предателям преуспеть, и мое дело не может быть проиграно. И какое бы наказание Ему ни было угодно навлечь на меня, я не должен роптать, а тем более отказываться от этой борьбы. Не вызывает сомнений, что любая договоренность с ними сейчас означала бы не что иное, как подчинение, которое я, слава Богу, решительно отвергаю, чего бы мне это ни стоило, потому что теперь моя обязанность по совести и чести – это не бросать дело Божье, не причинять вреда моим преемникам и не покидать моих друзей… Тот, кто будет со мной в это время, должен быть готов либо умереть за благое дело, либо (что хуже) вести жалкое существование, поддерживая его, насколько позволит оскорбительная жестокость мятежников… Поверьте мне, что даже представить вас сторонником договора уже означает потерять вас. Что же до ирландцев, то они не станут меня обманывать, но, возможно, могут ошибаться сами».