Граф Гламорган, сначала задержавшийся по своим собственным делам в Уэльсе, а потом потерпевший кораблекрушение, в июле 1645 г. добрался наконец до Дублина. Он был тепло принят Ормондом, который ничего не знал о его секретной миссии, и с радостью принял его предложение разъяснить духовной Ассамблее в Килкенни разумность сотрудничества с королем. Но шли дни, и, насколько мог сказать Ормонд, Гламорган продвинулся к заключению договора не больше, чем Кланрикард. На самом деле Гламорган пообещал ирландцам, что король удовлетворит все их требования в секретном соглашении, которое будет опубликовано позднее, но поскольку Ирландская Конфедерация не спешила выполнять свою часть сделки и посылать королю войска или принимать в качестве необходимого внешнего оформления условия, предложенные Ормондом, участие Гламоргана оказалось далеко не таким успешным, как надеялся. Среди самих ирландцев не было единства. Некоторые (немногие) полностью доверяли тайным предложениям Гламоргана, но доминирующие лорды англо-ирландской партии считали, что в конечном счете силу будет иметь только официальный договор с Ормондом. Тем временем ни открытые, ни тайные переговоры не двигались вперед.
В Англии по мере того, как Карл продвигался на север, Бог продолжал благоприятствовать «бунтовщикам и предателям» на юге. Руперт тщетно пытался реорганизовать и укрепить гарнизон Бата, но его вмешательство лишь спровоцировало мятежное недовольство среди солдат и горожан, и, когда возле города появился Ферфакс, он сразу же сдался.
Теперь Ферфакс шел в направлении замка Шерборн, где 2 августа сводный брат Джорджа Дигби сэр Льюис Дайв оказал ему успешное сопротивление. На тот момент из-за нехватки боеприпасов Ферфакс не смог ничего сделать, но он разбил лагерь под стенами замка и стал ждать поставки. Местные «зловредные клобмены», как их называл Кромвель, снова проявляли активность, и было известно, что королевские офицеры поддерживают с ними связь. Полковник Флитвуд, посланный Кромвелем с отрядом всадников, неожиданно напал на их лидеров в Шафтсбери, где они совещались с посланцами роялистов, и, захватив их в плен, привез в лагерь под Шерборном. На следующий день поступило сообщение, что клобмены собирают большие силы для нападения на лагерь парламентских войск и освобождения своих лидеров. Кромвель выехал к ним и поговорил с передовым отрядом, который после этого разошелся по домам. Вторая и более многочисленная толпа не поддавалась ни на какие уговоры. Клобмены открыли беглый огонь из своих охотничьих ружей и стали кричать, что ждут Хоптона, чтобы записаться в армию короля. На это Кромвель приказал отряду драгун атаковать их. Они сразу же дрогнули и обратились в бегство, однако отставших схватили и привезли в лагерь.
Встревоженный Лондон преувеличивал угрозу со стороны клобменов, опасаясь чего-то вроде крестьянской революции, поэтому о неудаче Ферфакса сообщалось в необоснованно мрачных тонах. Однако отпор, который дал им Кромвель, предотвратил дальнейшее разрастание страхов. По мере того как хорошая дисциплина в Армии нового образца становилась очевидна сельским жителям, число клобменов таяло. С исчезновением неорганизованной армии короля исчезала причина для их протестов. В некоторых районах до конца того лета продолжали существовать отряды, поджидавшие возможности отомстить побежденным кавалерам, но как третья сила, способная предложить существенную помощь или нанести значительный урон, они перестали существовать.
Вестминстерский парламент оказался перед лицом более серьезной проблемы. Победа стала началом, а не концом трудностей. Лондон бурлил недовольством и пресвитерианцев, и сектантов. Принн изливал потоки ученых угроз на Лилберна, а Генри Бертон с кафедры церкви Сент-Мэри Олдермэри сыпал доктринами индепендентов. Более благородным, деликатным и более влиятельным был голос Джона Гудвина, проповедовавшего на улице Святого Стивена Колемана. Существовали связи между конгрегацией Гудвина и Джоном Лилберном, которого в течение лета уже дважды задерживали за клевету на Принна и дважды отпускали. Очередная атака, теперь на спикера Лентхолла, закончилась для него заключением в Ньюгейтскую тюрьму, но паства Гадвина поддержала Лилберна в его мытарствах и стала возносить молитвы: «Господь, верни слугу твоего Лилберна из тюрьмы». Богатый купец Уильям Уолвин, состояние и ум которого представляли равную ценность для сектантов, организовал петицию за его освобождение.