С учетом сказанного выше неудивительно, что на военном совете в Уэлбеке он настаивал на походе в Шотландию. Однако после прибытия посланца от Монтроза король едва ли мог решиться идти на север. По пути этот посланец был схвачен, и какое-то время его держали в плену, но теперь он с запозданием мог рассказать им пугающую правду. В Лоуленде хозяевами были ковенантеры. Монтроз отступил к северу от Стерлинга и не мог сделать ничего существенного, пока король не пришлет ему по меньшей мере полк кавалерии. В таких обстоятельствах король не мог лично предпринять столь рискованный шаг, но Дигби, которого, к его большому удивлению (как он утверждал позднее), поддержал Мармадьюк Ленгдейл и который получил одобрение солдат (во всяком случае, так он говорил), согласился вести Северную кавалерию на соединение с Монтрозом. «Через полчаса (клянусь Богом), даже не думая прежде ни о чем подобном, я ушел с заседания совета» – такова версия Дигби, хотя не вызывает больших сомнений, что требование Ленгдейла передать командование Дигби, а также уверения в радости солдат по этому поводу, были заранее согласованы с королем, чтобы придать этому несколько необычному назначению видимость ответа на спонтанное требование армии. На время этой экспедиции король дал Дигби полномочия генерал-лейтенанта, командующего всеми силами к северу от Трента. Это было первое важное назначение, сделанное после падения Руперта, и, когда Карл вернулся в Ньюарк, находившиеся там недовольные солдаты не могли не узнать, что теперь человеку, ответственному за его падение, доверили значительную часть его полномочий.
К тому времени Руперт и Мориц в сопровождении около 100 всадников добрались до замка Бельвуар. Они отбили одно нападение врага, но большую часть пути ехали либо по объездным дорогам, избегая его, либо по тем местам, которые Руперт помнил с того времени, когда мальчиком охотился там восемь лет назад. Первоначальная готовность принца подчиниться позднее, когда король не захотел выслушать его объяснений, уступила место горькому ощущению несправедливости. В Лондоне, в Париже, в Нидерландах и по всей Англии клеветническое обвинение, что он взял деньги за сдачу Бристоля, повторялось и обрастало подробностями. Говорили, что они с Леггом планировали сдать Оксфорд и даже что они с Морицем потворствовали в феврале взятию Шрусбери. Друзья, возмущенные этими наветами, сплотились вокруг него и приходили в ярость от разбазаривания оставшихся военных ресурсов короля теперь, когда исчезла любая видимость профессионального руководства. Воодушевленный своими друзьями и пренебрегая приказом короля о своем аресте, принц вместе с братом, горсткой офицеров и собственным кавалерийским отрядом отправился в путь, чтобы предстать перед своими обвинителями и потребовать расследования сдачи Бристоля.
Карл воспринял его поведение иначе. Он решил, что мятежный племянник намерен под угрозой меча заставить его заключить мир с парламентом, и направил ему приказ немедленно возвращаться в Оксфорд, если он прибыл говорить о переговорах. Руперт не подчинился приказу и 16 октября уже на подъезде к Ньюарку, когда-то месту своего самого грандиозного триумфа, был со всеми почестями встречен губернатором сэром Ричардом Уиллисом и недавно получившим титул лордом Джерардом. Оба действовали вопреки желаниям короля.
Въехав в город, Руперт «без каких-либо обычных церемоний сразу прошел к королю и сказал его величеству, что он прибыл, чтобы дать отчет о сдаче Бристоля». Король ничего не ответил и направился на ужин, во время которого он говорил с Морицем, но не сказал ни слова Руперту. На следующий день он согласился с тем, что военному совету следует рассмотреть дело Руперта. Выслушав рассказ племянника о том, что произошло в Бристоле, король сказал, что, по его мнению, хотя принц не проявил недостатка «мужества и преданности нам», тем не менее мог бы удерживать город несколько дольше в ожидании прихода помощи. На это принц Руперт ответил, что на военном совете в Бристоле все согласились, что помощи ждать неоткуда, поскольку никаких намеков на помощь от короля не поступало и что он сдался, чтобы спасти людей, которые «так долго и верно» служили делу короля. На втором слушании военный совет в Ньюарке единогласно признал, что Руперта нельзя обвинить в недостатке храбрости и преданности. Заявление короля, что Бристоль можно было удерживать дольше, совет обошел молчанием.