Пока шотландцы с возмущением слушали аргументы своих английских братьев в пользу гражданской власти, немногочисленное меньшинство индепендентов в Вестминстерской ассамблее ловко переиграло пресвитерианское большинство. За несколько месяцев до этого индепендентов попросили, чтобы их богословы представили декларацию своих принципов, однако они понимали, что, сделав это, не получат никаких преимуществ, поскольку остальные оспорят их взгляды и большинством проголосуют против них, и они будут выглядеть просто упрямым чудаковатым меньшинством, не желающим принять точку зрения августейшей Ассамблеи. Прекрасно зная, что в парламенте они пользуются гораздо большей поддержкой, индепенденты тянули семь месяцев и в конце концов представили Ассамблее (и опубликовали) заявление, в котором обвинили пресвитерианцев, что они систематически клали под сукно или зажимали их аргументы. Поскольку опыт научил их не ждать от своих коллег справедливого отношения, они отказались от любого дальнейшего изложения своих принципов.
Злость, охватившая пресвитерианцев и прежде всего шотландских представителей, отражала их испуг перед произошедшим. На самом деле индепенденты отказались поддерживать Ассамблею и, следовательно, в глазах всех, кроме самых фанатичных пресвитерианцев, сорвали ее попытку объединить и систематизировать лучшее в пуританской теологии. Пока индепенденты участвовали в работе Ассамблеи, их можно было держать в узде, но теперь они были вольны действовать, опираясь на помощь своих друзей в парламенте, поддержку своей растущей конгрегации и Армии нового образца. Эта армия существовала всего шесть месяцев, но в глазах чутких наблюдателей сильные личности среди ее офицеров уже успели придать ей политическую определенность и связность, которой не хватало всем предыдущим армиям и которой так пугающе недоставало деморализованной, не получавшей денег армии шотландских пресвитерианцев. Некоторые имена – помимо генерал-лейтенанта Кромвеля – уже приобрели известность, и среди них – Айртон, Харрисон, Окей, Рейнсборо. Эти люди представляли нечто такое, с чем следовало считаться.
Рост влияния индепендентов представлял угрозу как социальному, так и религиозному порядку. Их оппоненты понимали это, но выбрали ошибочный путь борьбы с индепендентами, упорно называя их «анабаптистами» и обвиняя (несправедливо) в стремлении к обобществлению благ и женщин, что в прошлом веке было характерно для анабаптистов Мюнстера. Но что вызывало их подлинный гнев, так это утверждение, что простые необразованные люди могут толковать Слово Божие. Доктора Бейли беспокоило, что «простые глупые парни» из шотландской армии будут сталкиваться с мнениями, способными их испортить. Его тревога о благополучии их душ была искренней, но она произрастала – хотя и подсознательно – из уверенности, что такие, как он, всегда, с Божьей помощью, знают, что лучше для «простых глупых парней». Их не следовало склонять к самостоятельному мышлению.
Но, как ни прискорбно, они это делали. Можно было услышать – и люди слышали, – как в лавке они спорили не по поводу цены на товар, а по поводу седьмого стиха пятой главы первого послания святого Иоанна. Когда одного из участников этого спора спросили, не анабаптист ли он, тот воскликнул: «Нет, но я истинный раскольник и готов милостью и силой Божией поклясться в этом кровью!»
Когда обычным мужчинам и женщинам приходило в голову, что быть «истинным раскольником» милостью и силой Божией – это хорошо, то общественный и духовный порядок подвергается угрозе. «Объединенные церкви» раскольников были демократическими институтами. Конгрегация собиралась по собственному желанию, путем свободных выборов избирала себе священника и поддерживала его взносами, которые собирались и передавались по своему усмотрению. Теперь, когда вся власть пошатнулась и предметом обсуждения могло стать все, что угодно, «объединенные церкви» в глазах некоторых быстро стали образцом для нового светского порядка, сообществом, объединявшимся по свободному согласию его членов, по договоренности людей.
Достаточно было одновременного появления определенных личностей, слияния религиозных идей с политической озабоченностью двух замечательных людей, чтобы в течение нескольких лет создать движение индепендентов – эту силу, ведущую к социальной революции. Осенью 1645 г. общественный протест был все еще неясным, приглушенным религиозными спорам и последними залпами войны, но он уже начался.