Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Благодаря расколу в стане его врагов неиссякаемые надежды короля вспыхнули с новой силой, хотя, что касается осознания глубины и важности тех движений, которые начинали будоражить его народ, он был не более проницателен, чем его главные оппоненты. Для него политика по-прежнему являлась внешним проявлением, дипломатической игрой, вопросом получения помощи от своих зарубежных собратьев-государей, разобщения пресвитерианцев и индепендентов, шотландцев и англичан при помощи подкупа властью или благосклонностью, и зима прошла в суете прерванных переговоров и воображаемых заговоров. Летние реверансы со стороны шотландской армии прекратились сами собой, но сведения о них дошли до парламента и еще больше усилили недоверие между союзниками, что в конечном счете сыграло на руку королю. Карл непрерывно носился с идеей переманить на свою сторону индепендентов обещаниями терпимости в отношении их веры. Пытаясь, таким образом, соблазнить то одну группу, то другую, он способствовал росту недоверия и опасений в каждой, но не мог окончательно разрушить их альянс. Он слишком мало мог предложить, и ни его слова, ни его суждения не вызывали уважения.

Так же обстояло дело и с иностранными державами, к которым он напрямую или через свою жену обращался за помощью. Его судьба интересовала их только до тех пор, пока они могли видеть в ней какие-то преимущества для себя. В те годы король Карл пожинал плоды, посеянные в дни своей власти. И дело не в том, что его внешняя политика была эгоистичной, переменчивой и направленной лишь на получение материальной выгоды, великодушие и благодарность никогда не были широко распространенными чертами международной дипломатии. Но его политика была слабой, пустой и лживой. Другие правители знали его как монарха, у которого редко хватало твердости реализовать свои планы и чьи старейшие послы постоянно страдали от его переменчивых решений. Поэтому теперь, когда он был побежден собственным народом, те, кто по той или иной причине считал бы разумным вмешаться, сделали бы это только на своих условиях и так, как считали нужным, не обращая внимания на предложения и требования короля, давно утратившего их доверие.

Во внешней политике парламент с самого начала имел преимущество, поскольку контролировал военный флот, и попытка короля противостоять этому, используя дюнкеркских пиратов, заставила голландцев на время пересмотреть свое отношение к усиливающемуся коммерческому соперничеству с англичанами и действовать совместно с флотом парламента в борьбе с общим врагом. В самые критические годы войны адмирал Тромп и граф Уорик эффективно сотрудничали в противостоянии дюнкеркцам и их союзникам, ирландским пиратам, имевшим (или утверждавшим, что имеют) полномочия от короля на свои действия.

Для остального у парламента имелся сэр Гарри Вейн, достаточно способный дипломат, которому удавалось даже в худшие времена убедить различных иностранных представителей – французских, испанских, португальских и венецианских, – что в интересах их хозяев поддерживать хорошие отношения с парламентом. Даже самый отъявленный роялист из них, португалец Антонио де Соуза, мало что сделал для короля, разве что тайком передавал адресованные ему письма. Испанский посол быстро понял, что нейтралитет английского военного флота в отношении испанских кораблей и право набирать среди пленных роялистов рекрутов для испанской армии – это ценные преимущества. Забавно, что король Испании, которому Карл так много помогал в дни своей власти, стал первым европейским государем, официально признавшим парламент правительством Англии.

Французское правительство, на чью помощь с момента смерти враждебно настроенного к нему Ришелье тщетно надеялся король, время от времени вступало в споры с парламентом по поводу захвата французских судов, направлявшихся в порты, контролируемые роялистами, но не имело намерений воевать из-за того, что, в худшем случае, всего лишь доставляло некоторое беспокойство. Летом 1644 г. малолетний король Людовик XIV и его матьрегентша действительно подписали формальный договор о дружбе с королем Карлом, но это был просто жест вежливости, не имевший какого-либо значения.

К счастью для парламента и для Англии, гражданская война совпала с борьбой в Европе, которая не позволила ни Испании, ни Франции всерьез рассматривать какой-то иной вариант участия в английских событиях, кроме дипломатического. Возможно, любой из этих великих держав, соперничавших за доминирование в Европе, стоило вернуть Карлу власть силой оружия, чтобы, таким образом, обеспечить себе в Англии марионеточное правительство и контроль над Английским каналом. Но в 1640 г. ни одна из этих держав не располагала ресурсами для таких действий, поэтому в качестве альтернативы обе выбрали нейтралитет, с беспокойством наблюдая за движениями флота, а Англии предоставили возможность самостоятельно решать свою судьбу.