Война короля Карла I. Великий мятеж: переход от монархии к республике. 1641–1647

Тем не менее в тот год лорд-мэра избрали, как раньше, и, хотя Лилберну результат не понравился, он не удовлетворил и парламент. Ни разу с момента вступления Пеннингтона в должность в 1643-м у них не было лорд-мэра, который бы полностью удовлетворял их. Сити упорно подтверждал свои роялистские симпатии, и сэр Джон Гейер, избранный лорд-мэром осенью 1646 г., был всем известным роялистом и десять лет назад даже собирал для короля «корабельные деньги».

VII

И в Англии, и в Шотландии пресвитерианцы начинали с недоверием и скепсисом сознавать, что все складывается не так, как они предполагали. В то время как сектанты тихо наращивали свои силы в Лондоне и Вестминстере, король в Ньюкасле вопреки их настояниям отказывался купить помощь шотландцев ценой подписания Ковенанта.

Карл с бесполезной изобретательностью и при содействии Уилла Мюррея разрабатывал план отсрочить решение вопроса о религии на три года, узаконив в этой сфере систему, которая на данный момент существовала в Англии, и сделав будущее церкви предметом дальнейшего обсуждения. Сам же король со своей стороны намеревался принять решение в пользу епископального управления. Довольный предполагаемой отсрочкой, он поручил епископу Лондонскому Уильяму Джаксону узнать, будет ли допустимо королю, с его точки зрения уступив необходимости, на время оставить англиканскую церковь, имея в виду непременно «восстановить и сохранять» ее, как только у него появятся силы это сделать. Джаксон проконсультировался с лишенным престола епископом Сейлсбери Брайаном Даппа и пришел к неутешительному выводу: король может признать ситуацию, сложившуюся на сегодняшний день в Англии и Шотландии, но не должен санкционировать или гарантировать ее дальнейшее существование. Ответ не сыграл большой роли, поскольку план короля не пришелся по нраву никому.

Приезд короля к ковенантерам имел в основе своей недопонимание, и теперь исправить ситуацию было уже невозможно. Он поверил, что в конце концов они станут сражаться за него, за своего законного государя, рука об руку с его друзьями, которые еще оставались на поле боя. Они верили, что он не приехал бы к ним, если бы не был готов дать согласие на великое дело реформирования церкви, которому они отдали свои сердца. Лишь немногие из них верили, что для него поддержка епископальной церкви – это дело совести; они полагали, что его приезд к ним указывал на готовность принять их религию и что его последующий отказ сделать это вызван тем, что Карл сознательно и злонамеренно изменил свое мнение.

Положение короля, оказавшегося в одиночестве, в опасности, затравленного врагами, но при этом исполненного решимости сопротивляться, на вид было более страшным, чем трудности тех, кто его травил. Но хотя на тот момент положение шотландских лидеров выглядело лучше, перед ними стояла более трагичная дилемма. По-своему они были верны своему королю. Его предшественники Стюарты более двух веков удерживали корону Шотландии благодаря тому, что занимали опасное место арбитра меж различных фракций местной знати, и шотландцы, несмотря на свою склонность к мятежам, были сильно привязаны к своему монарху, к которому питали высокомерную собственническую преданность. В Шотландии король воспринимался как глава дома и отец семейства. Люди могли плохо говорить о нем, но это была привилегия его народа, не мешавшая ему защищать короля от любого нападения и любой критики извне. Теперь это собственническое отношение к государю изменили идеи, почерпнутые из Ветхого Завета. Власть, которой обладал Самуил над иудейскими царями, отразилась в той свободе, с которой священники и члены благочестивой партии указывали на ошибки короля Карла, а библейское представление о королевской власти, господствовавшее среди ковенантеров, не стало от этого менее искренним. Они надеялись сделать Карла благочестивым монархом, который обеспечит всестороннюю поддержку пресвитерианской церкви со стороны светской власти. Будучи смертным, он признает, что может быть грешным и, подобно древнему Давиду, раскается в своих грехах. Король смиренный перед служителями Бога может в то же время быть великим и славным королем. В Писании тому есть множество доказательств, так почему король Карл должен отказаться от того, что делали величайшие иудейские цари?

Эта концепция королевского сана развивалась в Шотландии в течение целого поколения, начиная с 1603 г. В то время в Шотландии не было короля, с поведением которого можно было бы соотнести эту концепцию, чтобы проверить ее применимость в реальной жизни. Она явилась странным плодом исключительных обстоятельств, которые могли создать только люди, чья преданность идее монарха была так же сильна, как их религиозная вера, но при этом сам король физически отсутствовал.