Эссекс выбрал более северный маршрут. Держась в стороне на безопасном расстоянии от Руперта, он пересек Чилтернс в самой восточной части и теперь приближался к Лондону. Из деревни Маркьят он написал нарочито мягкое обращение к дезертирам, сбежавшим от него в Эджхилле и теперь слонявшимся вблизи Лондона. «Сомневаюсь, что многие из вас отправились навестить друзей, – писал он, – но я уверен, что те, кто так отважно сражался, не бросят свои знамена». В этом официальном заявлении он тактично преуменьшил недостойное поведение беглецов и назвал сражение неоспоримой победой. Когда 7 ноября он вошел в Лондон, его встречали как победителя, и парламент проголосовал за награждение его в знак доверия специальной премией в 5000 фунтов.
Спустя несколько дней, пока Пим в Гилдхолле убеждал Городской совет Лондона проголосовать за дальнейшие денежные вливания на войну, уполномоченные парламентарии предстали перед королем в Колнбруке. Они не рассматривали никаких положений договора, а обсудили только предварительные условия переговоров, на которых они согласны «прекратить военные действия». Значение этой фразы осталось неопределенным, и в пятницу 11 ноября Эссекс со своей кавалерией и Филип Скиппон с лондонской милицией выступили из Сити и с развевающимися знаменами под барабанный бой двинулись в сторону короля. Все девушки от Чипсайда до Хаммерсмита выбежали на улицу с корзинками запеченного мяса для этих храбрых парней.
В ответ на это король установил свои аванпосты на подступах к Брентфорду. Этот маленький городишко удерживали отряды лорда Брука и Дэнзила Холлеса. «Сплошные мясники и красильщики», – презрительно фыркали родовитые кавалеры. Руперт, решив, что движение войск парламента означает конец перемирия, туманным субботним утром 12 ноября напал на город. Он застал защитников врасплох. Люди Холлеса вступили в бой, но полк лорда Брука разбежался, за исключением одного капитана, который в отсутствие вышестоящих командиров попытался взять командование на себя. Схватив знамя, он хотел повернуть людей назад, чтобы они помогли своим товарищам. Подчинились немногие, а самого молодого капитана вскоре схватили. Его имя, Джон Лилберн, уже было знакомо кавалерам.
В Брентфорде кавалеры и «мясники и красильщики» Холлеса вели яростный бой, разрушая парки и сады. Два дома загорелись. Стрельба шла из окон и в окна, на улицах и на извилистых дорожках, сбегавших к реке. Кавалеры рубили защитников и загоняли в воду. Пленных бессовестным образом сгоняли в загон для скота, как заблудившихся свиней. Закончив драться, они вламывались в погреба и амбары, уносили полотно, запасы еды и посуду, вспарывали перины и разбрасывали пух и перья. Они были молоды, пьяны, чувствовали себя победителями и никого не слушали. Возмущенные пуритане могли бы сказать, что разграбление Брентфорда хуже, чем погром в Магдебурге – эта самая позорная катастрофа германских войн. На самом деле не было даже отдаленного сходства. От Магдебурга, города с 70 000 жителей, остались один угли. В Брентфорде, по-видимому, не погиб ни один гражданский, но буйство, битье окон и поджигание соломы надолго оставило недобрую память о принце Руперте.
Новости распространялись быстро. Вечером того же субботнего дня сообщение о погроме в Брентфорде поступило в палату общин и вызвало шумное возмущение нарушением перемирия со стороны короля. В воскресенье утром Эссекс отправил баржу с большим грузом боеприпасов вверх по реке, чтобы помочь людям, все еще остававшимся вблизи Брентфорда, но люди Руперта выгнали их из парка Сайон-Хаус, нескольких утопили, а одного взорвали прямо в воде. Взрыв довершил деморализацию войск парламента в регионе, и армия короля продолжила движение.
Однако войска Эссекса, получившие пополнение за счет милиции и теперь по численности вдвое превосходившие кавалеров, окопались во фруктовых садах, полях фасоли, укрылись в хозяйственных постройках пригородных деревень, расположенных вокруг Лондона и в Тернхэм-Грин. Королю было бы глупо рисковать, давая генеральное сражение с превосходящими силами в таком неудобном для наступления и благоприятном для обороны месте. Кроме того, сейчас, после долгого марша, люди короля устали, замерзли и проголодались, в то время как войска парламента получали все необходимое из Лондона.