Война мёртвых

Аполлон считался связан с Солнцем, вдобавок жил на севере. Его еще иной раз «Оленем» называли, потому что рога у него были на голове ветвистые. Пусть «Аполлон» вовсе не имя, а титул, тогда и праздновать можно день, названный по другой его характеристике — по рогам. Педрун пяйвя — День Оленя. Аминь. Что в переводе значит «Omena»[85].

Бесу это было интересно, но не очень. Он все прекрасно знал и так. Только никто никогда его не спрашивал. Подмена одного дня другим — это типично человеческая афера. Сегодня по этому поводу возмущаются, завтра — недоумевают, послезавтра — забудут, а через неделю примут, как должное. Был светлым — стал темным. Был клятвопреступником — стал создателем новой религии. Бардак!

Однако чем слабее вера, тем слабее сам Господь. Тем сильнее Самозванец.

К нему, осторожно ступая, подошли четверо товарищей.

Тихий час? — спросил Илейка вполголоса. Вельзевул не пошевелился.

Сонное царство, — сказал Тойво.

Ладно, услышим, если что-то будет не так, — покивал головой Охвен. — Тогда и разбудим.

Они тоже заметили заваленные льдом чертоги, где покоились некогда соратники Люцифера. Сам он, верный Господу, был сокрыт где-то наверху под неимоверной толщей замерзшей волны Озера слез. Пусть лед начал таять и даже колоться, но выпустить из плена своего величественного узника можно лишь воздействием извне. Так, во всяком случае, казалось и людям, и душам.

И что — это все? — оглядевшись по сторонам, спросил Тойво. — На кой черт сюда эти черные ломятся, как ненормальные?

Тут может быть два варианта, — ответил Охвен. — Либо пленить кого-то, либо же наоборот — освободить.

Захват в плен, либо лишение всяческого существования Вельзевула считалось маловероятной целью. Он и так изолирован и не имеет никакого влияния ни на мир, ни на мировоззрение. Пусть себе под Люциферовой горой влачит свое жалкое существование хоть до посинения.

Кратко посовещавшись, товарищи пришли именно к такому пониманию.

Значит, кого-то освободить, — резюмировал Мортен. — Любой ценой.

Но кого? — хором спросили люди, да и я тоже спросил.

Вопрос повис в напряженной атмосфере, далекой от праздничной.

Ропот указал когтистым пальцем на сладко посапывающего Вельзевула, мол, когда они проснутся, тогда у них и узнаем.

А, может, нам самим посмотреть? — предложил Тойво.

Это был самый разумный вариант. Но также и самый непредсказуемый.

Осматривать здесь особо было нечего, из залы, где почивал Светлый, если не считать той, по которой они пришли, вела лишь одна давно нехоженая дорожка. Но ступать на нее почему-то было страшно.

Вода хлюпала под ногами, завал из душ скрыл все шумы внешнего мира, враждебность, буде такая существовала, не выявлялась. Да и Вельзевул спал так сладко, что мир вокруг невольно начинал казаться мирным.

Они все-таки пошли этой заброшенной тропой, ободренные тишиной за спиной. Если бы существовал реальная опасность чего-то, Светлый бы не оставил ее у себя в тылу. Люди должны были знать, зачем они оказались здесь.

24. Лилит

Долго идти не пришлось.

Коридор, достаточно узкий, чтобы идти гурьбой, закончился маленькой клетью. Если предположить, что все это — избушка ледяная, как в сказке про лису и зайца, то это помещение смахивало на кладовку, откуда уже все вытащили и выбросили. Сумрачно и зябко. Лишь дальняя от входя стена слабо светилась.

Если я правильно ориентируюсь в местной географии, то снаружи мы с Максом и Мортеном видели большой череп с щупальцами из него, — сказал Ропот, которому тоже сделалось любопытно, в чем, собственно говоря фишка. — Ну, когда развлекались после смещения.

Да, помню, — согласился Мортен. — Ты тогда потерялся куда-то.

Не потерялся, а присматривался, — поправил его бес, в общем-то, без всякого давления.

Может быть огромный череп с той стороны и висел где-то в атмосфере, как оптическое явление, но проверить это было, пожалуй, невозможно. Разве что попробовать посмотреть через ледяную стену — а, вдруг, она настолько прозрачна, что уподобилась окну в тот другой мир?

Мортен первым подошел к светящейся перегородке, положил на нее руки наподобие рамки и попробовал вглядеться внутрь. Следом за ним то же самое проделали Тойво и Илейка. Внутри было пусто. Лед оказался толстым, так что через него нельзя было ничего разглядеть.

— Что-то стена стала больше светиться, — заметил Ропот, подходя ближе.

Охвен тоже приблизился и тут же резко отшатнулся. Впрочем тоже самое проделали и прочие люди, душа и бес. Илейка упал на задницу и попробовал пятиться назад. Тойво схватился за грудь, будто ему сделалось трудно дышать.

С той стороны ледяной стены с глухим стуком, словно бросившись из глубины, возникла почти человеческая фигура. Она вдавилась в лед, не в силах его разбить.

Вместо головы у фигуры был череп с пустыми глазницами, руки, распростертые в стороны, были местами покрыты плотью, словно бы обгоревшей, местами сквозь нее просвечивали кости. Тело и ноги, не прижатые к стене, видны были достаточно размыто, но живое воображение могло с уверенностью донести: там тоже все было не в порядке.

Мама, — сказал я, поперхнувшись чаем.