Смятые простыни. Подушки к чёрту. И вновь сплетение ног, пальцев, волос к волосам. И шёпот из припухших губ: Рррита… Сопротивление и мягкость. Парадокс с одуряющим запахом женщины. Блики от прожекторов на её теле.
Наконец, полупьяный, уставший, мокрый, я почувствовал лёгкость. И за ней… спокойное тепло. Умиротворяющее. Удивился сам себе в который раз сегодня. Поцеловал Риту в висок и обнял её. Хватит.
За окнами расползлась синева. В её глазах тоже. Хотелось молчать, потому что было хорошо. Нежно… Очень нежно… Провёл ладонью, едва касаясь, по её атласному боку, обводя талию и бёдра. Вспомнил о гитаре, и захотелось спеть что-нибудь Рите. Но сдержался — потом как-нибудь.
— Какой ты была маленькой? — вдруг спросил я, коснувшись пальцем кончика её тонкого носа.
— Смешной, с щеками, как у хомяка, — улыбнулась она, ресницы вспорхнули. — А ты?
Я задумался, обводя пальцем контуры её лица. Красивая. Каким я был?
— Не помню, — ответил я, потому что «злым» говорить не хотелось, а показалось, что таким я и был. Мама делала всё для меня, а я винил её в том, что из-за истерик отец воротил от меня нос. Я половину детства провёл ей назло — лез на рожон, рисковал с пацанами, бегая по кромке бетонного забора и дразня собак, а потом втыкал в компьютер вместо того, чтобы делать уроки — дразнил мать, а она психовала только больше. Придурок мелкий. Почему-то стало стыдно. Соврал: — Обычным.
— А мне кажется, очень милым, — неожиданно прошептала Рита.
Приятно, хоть и неправда. Я улыбнулся. Растаял.
Но несколько вздохов отдыха, и заработал мозг. Стало не по себе от того, что я потерял контроль. Будто накурился… Однажды я уже выпускал из рук ситуацию, это не кончилось ничем хорошим. И не будем об этом. У любого «хорошо» есть границы, некоторые стоят дорого.
— Что тебе заказать? — спросил я, аккуратно высвобождая руку и поднимаясь с кровати.
— В смысле? — не поняла она.
— Ты хотела есть.
Она раскинула руки, заняв освободившееся место, посмотрела в потолок.
— Точно! Я забыла, что мы в гостинице, представляешь? — рассмеялась Рита.
— Но мы именно там, — ответил я, подчёркивая, что не дома. Границы требовали своё — то, что разрушено, надо восстанавливать. — Или спустимся в ресторан?
— Не уверена, что дойду, — томно проговорила Рита. — Придумай сам что-нибудь, я всеядна. В смысле мясо не ем, а так всё…
— Ты вегетарианка? — поразился я.
— Ага, такой вот особый зверь.
Она освободилась от прилипчивых простыней, и, обнажённая, чуть покачнувшись, пошла в душ. Мне снова бросились в глаза валяющиеся в разных углах спальни пёстрые носки. Я усмехнулся и потянулся за меню у телефона. Нужно собрать себя обратно, а то растёкся, как желе.
Послышалась вода в душе. Меня потянуло туда. Открыл дверь и застыл, разглядывая её всю в каплях воды. Красиво!
— Ты смотришь? — обернулась Рита.
— Да.
Почувствовал непреодолимую тягу дотронуться до её упругой, красивой кожи. И дотронулся.
— Вань, всё… — пробормотала Рита.
— Ладно, — я опять провёл пальцами, ладонью по изгибу её спины, такой гибкой и отчего-то подумалось — породистой. С сожалением сказал: — Не мешаю.
И вышел, ощущая, что она во мне осталась. Я стал романтиком? Старею…
Рита всё не выходила из душа, а мне ужасно хотелось снова зайти. От нечего делать я начал распаковывать пакеты из Магнита, оттянув их в гостиную. Зверский голод напомнил о себе подвыванием в желудке, и я открыл банку кабачковой икры. Ткнул в рыжеватую, подозрительную массу вычурной чайной ложкой и замычал от удовольствия: вкус детства! Дед меня кормил, хотя мама всегда всё готовила сама и запрещала «есть всякую гадость».
Когда Рита появилась, наконец, в гостиной в белом махровом халате, на журнальном столике была разложена «скатерть-самобранка». Правда, кабачковую икру я прикончил сразу вместе с батоном, умял колбасу, криво порезав ножом. Куда-то очень быстро исчезла сайра из жестяной банки. Потом я уже пробовал всего понемногу, лениво устроившись прямо на полу в одних спортивных штанах, которые добыл из сумки.
— О, ты решил не заморачиваться с заказом? — рассмеялась Рита и села тоже на ковёр с королевской геральдикой, поджав под себя ноги. — Ну и правильно! Рассказывай, что тут вкусного? О, огурчики…
— Ты так долго мылась, что самое вкусное я уже съел, — ответил я, облизывая ложку. — Но торт ещё живой.
— Да мне повезло! Резать будем или с двух концов кусать, кто быстрее? — хохотнула она.
И мне стало легко. Снова. Это у неё дар такой? Или магия?
В дверь постучали:
— Обслуживание номеров.
К нашему пикнику на ковре добавились лобстеры, суши и разнообразные изыски от шеф-повара на красивых тарелках, вопиюще не сочетающихся с фасолью в жестянке, чипсами и Дошираком. Я умудрился заварить его из чистого любопытства. Экзотика же!
Рита только удивилась:
— Куда столько, Вань?
— Не съедим, так понадкусываем, — махнул я рукой и спросил у официанта, странно глядящего на нас и пытающегося любезно улыбаться. — Кабачковую икру у вас не подают?
— Простите, нет…
— Чёрт! А, и ладно, — ответил я и протянул парню щедрые чаевые.