#война#мир#секс

— Если голодная, поешь, я подожду.

Регина уставилась на меня с укоризной.

— Иван Аркадьевич!

— Что?

— Есть нужно!

— Я ем.

— Слушайте, вот врать мне не надо. Я лучше других знаю, что вы едите. С вас же брюки скоро падать начнут.

— То-то журналисты обрадуются, — хмыкнул я и поморщился. — Ладно. Хочешь есть, ешь. Я всё оплачу. Ко мне не приставай, а то оштрафую.

— Да штрафуйте! — рассердилась Регина. — Но так тоже нельзя! Сколько можно страдать?

— А кто тебе сказал, что я страдаю? — нахмурился я.

— Это очевидно!

— Чёрт, а я думал изображаю радость.

— У вас плохо получается. А то, что в три сорок пять или в четыре тридцать вы отвечаете на рабочую почту в последнее время говорит о том, что вы ещё и не спите. — Регина помялась, переступая на своих каблуках, и вдруг сказала: — Иван Аркадьевич, а вам вообще есть с кем поговорить?

— Ты вообще работой не дорожишь? — удивился я. — Зачем тебе это?

— Затем, что когда меня бросил Виталик, вы оплатили мне путевку на Бали. А когда я осталась без жилья, дали в рассрочку квартиру. Я, к сожалению, не могу вам сделать таких подарков, зато из меня хороший слушатель.

— Ты не мой психоаналитик, — пробормотал я.

— К психоаналитику вы не ходите, коуч от вас сбежал. С другом я вас вчера соединяла, он был занят, с мамой у вас так себе отношения, знакомым вы всё это не расскажете.

Я засунул руки в карманы.

— Мда, офигеть, я настолько жалок, что меня жалеет собственный секретарь.

Регина скрестила руки на груди и покачала головой.

— Вы человек, а человеку надо выговориться. Считайте, что я просто забочусь о том, чтобы завтра и послезавтра у меня всё равно была работа. И чёрт вас возьми, можете лишить меня бонуса. Но всё в себе держать нельзя! Или вас хватит инфаркт, или на следующий вопрос журналистки вы расскажете все, о чём будете жалеть.

Я выругался про себя: а ведь она была права.

— Ну ладно, — ухмыльнулся я, запоздало понимая, что поздно держать марку. — Давай поболтаем. Только это под грифом конфиденциально.

— У вас всё под этим грифом. В ресторан! — раскомандовалась Регина.

— Не наглей.

— Моя обязанность о вас заботиться. Так что в ресторан.

— Совсем распустилась, — вздохнул я. — Ладно, пойдём расскажешь, что вам, женщинам вообще надо.

ем распустилась, — вздохнул я. — Ладно, пойдём расскажешь, что вам, женщинам вообще надо.

Глава 51

Регина сидела напротив. Между нами остывала пицца. Большая, на подчёркнуто грубом деревянном круге-подносе. Пахло ветчиной и сыром. Меня подташнивало. От голода, наверное. Я не помню, когда ел в последний раз.

В полутьме диванов и низких столиков практически никого не было. Только рыбы пучеглазились в зелёном аквариуме и притворялись золотыми слитками. Официанты скапливались косяками поблизости, потом рассасывались. Все хотели сегодня моей исповеди, как будто выслушав, получат билет в рай.

Но разговор не клеился — грешу я от души, а вот признаваться в этом не люблю и не вижу смысла. Это же не переговоры о новом комплексе.

— Когда я была маленькой, — сказала Регина, потому что глупо было сидеть и ничего не говорить, — к нам в Тверь из столицы приезжала моя тётя и всегда водила меня в пиццерию. Мы до сих пор с ней иногда ходим. Она всегда выбирает эту сеть, здесь всё свежее.

— А когда я был маленький, — ответил я, — я не ел ни пиццу, ни сосиски в тесте, ни картошку фри с колой. Потому что у меня был ацидоз — повышенное содержание кислоты в организме. Кусок копчёной колбасы был равнозначен приговору к обмороку. Мама тряслась надо мной и готовила всё диетическое, а мне так хотелось простого американского гамбургера… Потом уже попробовал, разочаровался. Но иногда до сих пор тянет давно не запретный плод.

— Я не помню, чтобы вы жаловались на здоровье, — напряглась Регина.

— Да уже всё норм. Мама молодец, вылечила меня. В физическом смысле. Хотя, думаю, где-то на уровне души кислотная дрянь осталась. Конечно, в допустимых нормах, но на грани… Теперь в обморок падаю не я.

Регина кивнула с понимающей улыбкой.

— Мне повезло, я люблю сарказм.

— Если б дело было только в сарказме и чёрном юморе, я б не парился.

— Странно знать, что вы вообще можете «париться». До последней недели я могла бы поставить свою квартиру на спор, что вам плевать на чужое мнение, на критику и любые препятствия, вы идёте напролом и ничего не боитесь. Для лидера — это превосходное качество.

— Для лидера — да, — вырвалось у меня. — Как ни странно, есть ещё жизнь вне работы…

Я замолчал, снова уткнувшись в пиццу. Регина взяла в руки изящный нож, углубила сделанные официантом надрезы. Сыром запало сильнее.

Она ничего не говорила, я был благодарен. Я б тоже не сказал, если б не был таким вздрюченным от кофе, бессонницы и пьянки.

Регина медленно освободила от других частей крупный кусок, похожий на круговую планограмму. Подцепила лопаточкой. За ним потянулись нити сыра. Оказались на тарелке, как водоросли. Регина придвинула её ко мне. Потом проделала то же самое для себя. Я просто смотрел. Где-то тихо играл лаунж. В моей голове мысли хаотичные, вздрюченные, как я весь, постепенно оседали.