#война#мир#секс

Да, так страшно быть открытым там, где не знаешь правил. На поле, где в любую секунду прилетит удар неизвестной силы. Любовь — это не инвестиции, не полукриминальные разборки, привычные в строительном бизнесе, не капризные заказчики, это форс-мажор, землетрясение или цунами, против которого у тебя нет защиты, нет приёма. Ты признаешь любовь и сдаешься на милость другого, мгновенно голый и уязвимый. Вот что такое любовь! Это полный доступ к тому Я, к тому Ивану, который живёт один и расслабляется только за закрытыми дверями. Но этот Я отразился в её глазах.

А я предпочёл побег. Вот таким извращённым способом.

Осознание этого было как удар под дых. Я замер: но ведь, получается, она тоже открылась… И я ударил. У меня пересохло во рту.

— Я не говорю, что вы испугались, — выплыл голос Регины, как будильник, когда уже проснулся.

— И зря, — ответил я и запил едкую сухость во рту. Поправил часы, щёлкнул костяшками на пальцах. Добавил хрипло: — Я оскорбил её.

— Вот как! — Регина вздохнула и покрутила в пальцах вилку. — Ну, она вам хороший ответный удар нанесла. При журналистах.

— Могла и больше, — кивнул я. — Пресс-конференция не была унижением после секса.

— Не знала, что вы предпочитаете извращённые формы…

— Ну вот и в твоих глазах я теперь чмо и маньяк, — усмехнулся я, сминая салфетку.

Мне почему-то было не всё равно — ещё одна побочка любви и открытости — с меня будто содрали кожу, и нервы торчали наружу, как оголенные провода. И всё вдруг тебя касается…

— Иван Аркадьевич, что вы делаете в постели — это ваше дело, — подняла руку Регина и заговорила с жаром. — Но я знаю, что вы не чмо. Потому что чмо не станет оплачивать учёбу сыну погибшего Феклистова. Да, вы, конечно, забыли через три месяца, что он умер, но когда было нужно, семье помогли. Чмо не станет восстанавливать рощу, даже если были допущены ошибки. Чмо не платит белые зарплаты и не даёт беспроцентную рассрочку подчинённым в сложных жизненных обстоятельствах! При мне вы не отказали ещё никому, а вам надо напомнить, сколько лет я на вас работаю? Чмо не рассматривает рацпредложения даже от строителей, которые кирпичи кладут! Чмо не заботит качество и инновации! И, конечно, чмо не заставляет зарвавшихся проектировщиков переделывать въезды для инвалидов в ущерб компании и не вкладывает столько в благотворительность, никак это не рекламируя!

У Регины горели глаза, и было даже приятно.

— Спасибо. Только человек, который говорит, что отомстил сексом за предательство, всё-таки чмо.

— Вы так сказали?! — вытаращилась Рита.

— Да, потом попросил прощения. Но не сказал ей, что люблю.

— Почему же?

— Потому что думал о себе. Всё тот же замок, ров, крокодилы…

Воцарилась пауза. Слишком душная, и я добавил:

— Я злюсь на неё. Я высыхаю без неё. Я схожу с ума. Наверное, это пройдёт. — Я попытался улыбнуться, но почувствовал в груди ком. — Пока не проходит. Я сдерживаюсь, чтобы не послать на её розыски службу безопасности, полицию, всех проклятых детективов. Но только, знаешь, Регина, я стоял под её квартирой и понял, что ей это не надо. Ей тоже плохо, она даже в блогах своих ничего не постит. Думаю, она решила излечиться. А я… я причинил ей боль, и делать больнее не хочу. Даже если сам сдохну. Вот такая хрень — любовь. Свобода, мать её!

— А что вы хотите?

Я задумался. Странно, что Регина меня не осуждала, а ведь должна. Существует же мифическая женская солидарность…

— Её рядом. Всегда.

— Вы хотите на ней жениться?

— Ты прямо, как та кореяночка-журналистка, — ухмыльнулся я и посерьезнел: — Ты слышала ответ. Хочу. И только на ней. Все остальные мне и даром не нужны.

— Почему же тогда вы не поговорили с Ритой?!

Я пожал плечами. Но Регина не сдавалась.

— В отношениях важно разговаривать. Даже компания страдает от плохих коммуникаций, ни одна сделка не возможна без переговоров. И так в любой сфере, и в личной тоже! Я только сейчас понимаю, что кучу наших с Виталиком проблем мы могли решить, просто говоря друг другу то, что думаем. Жаль, что понимаешь это задним числом, когда уже не прикоснуться, не услышать, не исправить. Я обижалась, он женился. Недавно приходил и просился обратно, только у него уже двое детей, а у меня всё остыло. Но ведь могло быть иначе! И у вас может! Ничего не потеряно пока. Вы же её любите! Она вас тоже.

— Она меня ненавидит.

— Вы, Иван Аркадьевич, меня удивляете! Вы же человек дела! Ваша Рита разочаровалась в вас, потому что думала, что вы лучше, чем вы есть. Так очаруйте её заново, доказав, что вы лучше, чем она когда-либо думала.

Я моргнул.

— Повтори.

И Регина проговорила по слогам, как идиоту. У меня в голове просветлело. Наверное, это была надежда. Рацио, которому, я думал, в любви места нет.

— Заново! Точно, Регина! Заново! — надежда вспыхнула, как бикфордов шнур, и побежала искрами к моим мозгам.

Совсем немного потребовалось времени, чтобы искры сложились в слова: