Война миров (The War of the Worlds)

To Clapham Junction the face of London was grimy with powder of the Black Smoke, in spite of two days of thunderstorms and rain, and at Clapham Junction the line had been wrecked again; there were hundreds of out-of-work clerks and shopmen working side by side with the customary navvies, and we were jolted over a hasty relaying.	До Клэпхемской узловой станции Лондон был засыпан черной пылью, которая еще не исчезла, несмотря на два бурных дождливых дня. У Клэпхема на поврежденном полотне бок о бок с землекопами работали сотни оставшихся без дела клерков и приказчиков, и поезд перевели на поспешно проложенный временный путь.
All down the line from there the aspect of the country was gaunt and unfamiliar; Wimbledon particularly had suffered.	Вид окрестностей был мрачный, странный; особенно сильно пострадал Уимблдон.
Walton, by virtue of its unburned pine woods, seemed the least hurt of any place along the line.	Уолтон благодаря своим уцелевшим сосновым лесам казался менее разрушенным.
The Wandle, the Mole, every little stream, was a heaped mass of red weed, in appearance between butcher's meat and pickled cabbage.	Уэндл, Моул, даже мелкие речонки поросли красной травой и казались наполненными не то сырым мясом, не то нашинкованной красной капустой.
The Surrey pine woods were too dry, however, for the festoons of the red climber.	Сосновые леса Сэррея оказались слишком сухими для красного вьюна.
Beyond Wimbledon, within sight of the line, in certain nursery grounds, were the heaped masses of earth about the sixth cylinder.	За Уимблдоном на огородах виднелись кучи земли вокруг шестого цилиндра.
A number of people were standing about it, and some sappers were busy in the midst of it.	В середине что-то рыли саперы, вокруг стояли любопытные.
Over it flaunted a Union Jack, flapping cheerfully in the morning breeze.	На шесте развевался британский флаг, весело похлопывая под утренним бризом.
The nursery grounds were everywhere crimson with the weed, a wide expanse of livid colour cut with purple shadows, and very painful to the eye.	Огороды были красные от травы. Глазам больно было смотреть на это красное пространство, пересеченное пурпурными тенями.
One's gaze went with infinite relief from the scorched greys and sullen reds of the foreground to the blue-green softness of the eastward hills.	Было приятно перевести взгляд от мертвенно-серого и красного цвета переднего плана пейзажа к голубовато-зеленым тонам восточных холмов.
The line on the London side of Woking station was still undergoing repair, so I descended at Byfleet station and took the road to Maybury, past the place where I and the artilleryman had talked to the hussars, and on by the spot where the Martian had appeared to me in the thunderstorm.	У станции Уокинг железнодорожное сообщение еще не было восстановлено; поэтому я вышел на станцию Байфлит и направился к Мэйбэри мимо того места, где мы с артиллеристом разговаривали с гусарами, и того места, где я во время грозы увидел марсианина.
Here, moved by curiosity, I turned aside to find, among a tangle of red fronds, the warped and broken dog cart with the whitened bones of the horse scattered and gnawed.	Из любопытства я свернул в сторону и увидел в красных зарослях свою опрокинутую и разбитую тележку рядом с побелевшим, обглоданным лошадиным скелетом.
For a time I stood regarding these vestiges. . . .	Я остановился и осмотрел эти останки...
Then I returned through the pine wood, neck-high with red weed here and there, to find the landlord of the Spotted Dog had already found burial, and so came home past the College Arms.	Потом я прошел через сосновый лес; заросли красной травы кое-где доходили мне до шеи; труп хозяина "Пятнистой собаки", вероятно, уже похоронили: я нигде не обнаружил его. Миновав военный колледж, я увидел свой дом.