Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

То, что намерение заморить ленинградцев голодом лежало в общем русле нацистской политики уничтожения, видно из следующей фразы Гитлера, где он в своей излюбленной манере обратился к социал-дарвинизму: «…Жизнь — это постоянная жестокая борьба, которая в конечном итоге служит сохранению [биологического] вида: чтобы одни могли жить, другие должны умирать. Я могу себе представить, что некоторые сегодня хватаются за голову: да как только может фюрер уничтожать такой город, как Петербург! Несомненно, первоначально я, возможно, был совсем другим. Я не хочу видеть ничьи страдания и не хочу делать никому больно; но если я вижу, что [наш] вид в опасности, то чувства уступают место холодному расчёту»[629]. То есть фюрер договорился до того, что признал немцев уже особым биологическим видом по сравнению с русскими.

29 сентября руководство военно-морских сил известило своего представителя в группе армий «Север» о том, что Ленинград будет уничтожен. Характерно, что сугубо военная директива содержала в себе экономические и политические обоснования этого акта: «…Просьбы о сдаче будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, мы решать не можем и не должны. В этой войне, ведущейся за право на существование, мы не заинтересованы в сохранении даже хотя бы части населения»[630].

Кульминация наступила 10 октября: в этот день группа армий «Север» получила окончательный приказ ОКВ, в котором наиболее чётко просматривается связь с майской директивой Бакке:

«Фюрер решил, что капитуляция Ленинграда не будет принята, даже если противник её предложит…. Ни один немецкий солдат не должен входить в город. Попытки жителей пройти через нашу линию фронта следует пресекать, открывая огонь. Открытые узкие коридоры, которые позволят населению бежать вглубь России, следует, напротив, приветствовать»[631].

Последнее замечание не стоит расценивать как проявление гуманности. Далеко ли могли уйти истощённые пешие беженцы, особенно в таком скудном с точки зрения плодородия краю, как северо-запад России, осенью-зимой 1941 года? К тому же выталкивать их предлагалось в ту самую нечернозёмную «лесную зону», население которой после победы Германии нацисты не собирались снабжать продовольствием. Таким образом, речь в приказе ОКВ шла об особой, хотя и завуалированной форме массового убийства.

Тогда же в группе армий «Центр» получили аналогичную директиву относительно Москвы. «…Фюрер запретил нам входить в Москву. Утром разговаривал с Хойзингером из Верховного командования сухопутных сил… и узнал от него, что фюрер приказал запечатать город в пределах Окружной железной дороги»[632], — отметил в дневнике Фёдор фон Бок.

Оба приказа — группам армий «Север» и «Центр» — предписывали действовать аналогично и при наступлении на другие русские города — окружать, уничтожать системы жизнедеятельности и, не принимая капитуляции, предоставлять население самому себе, то есть обрекать на вымирание.

Нельзя сказать, что в войсках под Ленинградом эти приказы восприняли бесстрастно. Инспекция генштаба показала, что солдат весьма беспокоит перспектива стрелять по голодным женщинам и детям, если те начнут прорываться через немецкий фронт. Командир 58-й стрелковой дивизии Фридрих Альтрихтер полагал, что его бойцы всё же откроют огонь, сознавая «невозможность кормить местных жителей за счёт Великой Германии», но беспокоился насчёт психики личного состава в послевоенное время[633]. Фон Лееб, наоборот, боялся актов неповиновения. В ответ на это ОКХ рекомендовало устроить перед немецкими позициями минные поля, чтобы «избавить войска от ведения непосредственных боёв с гражданским населением»[634]. В качестве другой альтернативы — в штабе Вагнера — всерьёз обсуждалась молниеносная химическая атака на Ленинград, которая ускорила бы уничтожение и исключила попытку прорыва гражданских в немецкий тыл[635].

Тем временем подчинённые Гиммлера обрушивались на армию с резкой критикой за то, что сопротивление Ленинграда ещё не сломлено. Гейдрих, получив донесение от командира айнзацгруппы A Шталекера, обеспокоенно писал рейхсфюреру СС 20 октября, что разрушения в городе на Неве «ещё крайне незначительны». «По моему мнению, в подобных случаях необходимо в массовом порядке применять зажигательные и фугасные бомбы, — советовал глава РСХА. — Покорнейше прошу, в связи с этим, ещё раз привлечь внимание фюрера к тому, что, если вермахту не будут отданы совершенно недвусмысленные и строгие приказы, оба названных города нельзя будет полностью стереть с лица земли»[636].