Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Часто принуждение к сексу осуществлялось с явным или скрытым намеком на то, что женщина таким образом покупает себе жизнь. Особенно это касалось еврейских девушек. Найтцель и Вельцер приводят такую историю солдата вермахта: «Я как-то был в расположении СС. В одной комнате лежал эсэсовец без мундира, в одних брюках, на кровати. Рядом с ним, то есть на краю кровати, сидела молоденькая симпатичная девушка. Я видел, как она гладила эсэсовца по подбородку. Я слышал, как девушка сказала: “Франц, правда, ты меня не расстреляешь?” Девушка была совсем молоденькой и говорила по-немецки совсем без акцента. Я спросил эсэсовца: действительно ли эту девушку расстреляют? Тот мне ответил, что расстреляют — всех евреев без исключения. Эсэсовец сказал об этом в том смысле, что ему жалко. Иногда у них была даже возможность передавать таких девушек другой расстрельной команде. Но чаще всего для этого не было времени, и они должны были делать это сами»[919].

Что касается женщин, которые сопротивлялись, то их участь была ужасна. Вот одна из солдатских историй, рассказанных ветеранами Восточного фронта в британском плену: «Противотанковый ров под Киевом. Один господин из гестапо — высокий фюрер СС, — у него была прекрасная русская. Он хотел её поиметь, но она ему не дала. На следующий день она уже стояла на краю противотанкового рва. Он сам её расстрелял из автомата, потом мёртвую трахал»[920]. Другим примером такого рода может быть история русской девушки Людмилы, попавшей в лагерь военнопленных в Дрогобыче. По словам одного из её товарищей по несчастью, «капитан Штроер — комендант лагеря — пытался её изнасиловать, но она оказала сопротивление, после чего немецкие солдаты, вызванные капитаном, привязали Люду к койке, и в таком положении Штроер её изнасиловал, а потом застрелил»[921].

Насилие над женщинами-военнопленными в лагерях вообще было обыденностью, однако в лагере Миллерово в Ростовской области творились вещи дичайшие даже по нацистским меркам. Советских пленных девушек пытались превратить в сексуальных рабынь для утех администрации: за пол-литра алкоголя комендантша-фольксдойч выдавала любую узницу на выбор. Тех, кто противился, не только насиловали, но и подвергали садистским пыткам. Одна из них называлась «красный пожарник», когда жертвам во влагалище вставляли вывернутый красный горький перец, сжигавший им внутренности. Другой вид истязания заключался в том, что девушке в задний проход вставлялся крестообразный деревянный кол. Её заставляли положить ноги на табуретку и в течение трёх минут держать тело на весу, ухватившись за крестовину[922].

До 1943 года солдаты вермахта и СС могли насиловать на оккупированных территориях практически безнаказанно. Их действия априори трактовались как право завоевателя. Только после поражения под Сталинградом командование попыталось пресекать наиболее вопиющие случаи, чтобы улучшить отношения с местным населением и ослабить социальную поддержку партизан. На втором этапе войны состоялось несколько десятков судов над военными-насильниками, однако (и это документально установлено) ни один из них всё равно не закончился вынесением смертного приговора. Второй особенностью этих судов, по словам профессора Олега Будницкого, было то, что женщина априори считалась виновной, «поскольку русские женщины утратили понятие о чести, не может быть и речи о том, чтобы немецкий суд их защищал»[923].

Конечно, не все солдаты и офицеры вермахта поддались гитлеровскому развращению. Многие до самого конца не освободились от химеры, именуемой совестью, или во всяком случае пытались оставаться людьми в суровых военных условиях. К примеру, семья Юрия Гагарина вспоминала немолодого уже солдата, который угощал детей шоколадом и горевал по собственным родным, оставшимся в далёкой от Смоленска Германии[924]. Подобные проявления человечности не имели никакого отношения к собственно нацистской политике, совсем не того ждал от своей армии фюрер. Поощрение Гитлера и его ближайшего идейного окружения получали лишь те военные чины, которые настаивали на господстве и укреплении германской нации. Разумеется, в их нацистской, колониальной, а стало быть — истребительной трактовке.

***