Война на восток от Понедельника

Горы повернулись другим боком. Стали высокими. Высыпали черные постройки, люди, которые быстро приближались. Из какого-то фильма я помнил, что нужно пригибаться, когда выпрыгиваешь из вертолета. Чтобы голова не попала под винт.

Первое, что почувствовал, оказавшись на земле, — это холод. А потом все закричали и забегали. Какие-то люди, солдаты, мой коллега Боев. Единственное знакомое лицо, которое я увидел, выпрыгнув на землю. Я побежал за ним внутрь двухэтажного побитого здания, рядом с которым мы приземлились. Комнаты, двери, кровати.

— Бушлат! — он сунул мне какой-то черный тулуп, подбитый овчиной. — Я за него расписался! Его нужно вернуть в санавиацию! Не потеряй! Платить надо! Может, забрать?!

— Как хочешь.

— Нет, замерзнешь. Только не забудь!

В комнате тоже было морозно — Гарм находится в глубоком ущелье. В комнате было четыре кровати и стол посередине. Я остался один. Тряпки, объедки на столе, пустые банки китайской тушенки. Сейф. Окно было занавешено покрывалом. Я отодвинул его и выглянул. Оглядел разбитые одноэтажные домики. Потом увидел человека. Я его не сразу обнаружил. Он лежал прямо под окном. Вернее — лежал труп. Полноватый мужчина в синем костюме, белой рубашке и красном галстуке.

Первое, что я увидел, когда вышел из дома, — высокая крутая гора. И самолет, который заходил в атаку. Самолет атаковал гору. Я догадался о том, что это атака, когда стали раздаваться взрывы и на вершине горы поднялись пышные фонтаны снега. Самолет сбросил бомбы, сделал разворот и улетел. Наш вертолет улетел еще до этого.

В комнате, где я оставил тулуп — с ним я не расставался до конца, — собралась компания. Оказывается, кроме нас здесь были еще несколько врачей, из больницы скорой помощи и кардиоцентра. Удивительно, но часть из них потом куда-то пропала — на следующий день я их уже не увидел. До конца с нами был парень из кардиоцентра, он занимался здоровьем генерала.

Оказывается, двухэтажное здание, в котором мы находились, — это основная база Народного фронта в городе. По правую руку от входа — врачебная часть. Комната с кроватями — место ночлега врачей, помещение рядом — склад медикаментов и смотровая. Там кушетки, тумбочки и полки с инструментами и оборудованием. В том же крыле напротив — импровизированные палаты для раненых. Налево — казарма, десяток комнат, где спали солдаты. На втором этаже — штаб, резиденция генерала. Само здание — бывшая городская поликлиника.

В голове у меня была пустота. Это ощущение пустоты, которое возникло в первые же минуты, отчетливо помню до сих пор.

— Наркотики привез? — спросил кардиолог.

— Да.

— Давай ампулу.

— Для кого?

— Для генерала.

— А что с ним?

— Ишемическая болезнь.

— Ладно, — сказал я. — Только распишись и пустую ампулу верни.

— Ладно-ладно, — сказал кардиолог. — Давай быстрее. Генералу плохо.

Следовательно, у нас был генерал, однако я не видел солдат. Почему-то был уверен, что все те сотни бойцов, которых я видел на аэродроме, вот-вот появятся.

Стало слышно, как низко проревел самолет, и снова на горе разорвались бомбы. Сели поесть — разогретая китайская тушенка, хлеб и по полпиалки разведенного спирта.

— Одеяло — это чтобы снайперы нас не видели.

Обращались, конечно, к Раису, как к самому старшему. Он молчал. Он и дальше все время в Гарме был не очень разговорчив.

— Снайперы на горах, везде. Вот, бомбят их. Может быть, убьют.

Снайпер был на вершине той горы, которую бомбили. Генерал — назовем его Нуровым — пару дней назад приказал гору штурмовать. То есть лезть практически отвесно вверх, и по глубокому снегу. Результат — из роты, то есть примерно из ста человек, шестьдесят семь погибших. Снег на горе был как киноэкран, происходившее должно было быть хорошо видным из поликлиники.

Узбеки прислали самолеты — укрытие снайпера бомбили. Самолеты улетали — все начиналось снова. Не то на горе был запас стрелков, не то это был единственный человек, который успевал надежно спрятаться, слыша шум приближающихся моторов.

— А кто это под окном?

— Председатель горисполкома. Его сам Нуров застрелил. У себя в кабинете. Потом в окно выбросил.

Первый убитый, которого я увидел в Гарме.

Первым раненым оказался русский. Русские редко, но жили в кишлаках. Как правило, шабашили и ехали дальше, но в небольших городках были и оседлые. Именно такого и могли забрать в ополчение.

Мужик вывинтил из гранаты запал и, держа его в правой руке, выдернул кольцо. Видимо, он был левшой, иначе взял бы запал в левую руку. На правой оторвало два пальца — большой и указательный. Может быть, это был случай «самострела», но скорее всего — обыкновенное любопытство. Если мужик дожил до мирного времени — мог хвастать «боевым» ранением.

Рану хирурги зашили под местным обезболиванием. Общее обезболивание и наркоз не понадобились. Я очень надеялся, что и не понадобятся, потому что никаких приспособлений, кроме мешка Амбу с масками, кислородного баллона и воздуховодов, я не нашел. Не было ларингоскопа — об этом мне сказал Боев.

— А как же быть, если что?

— По пальцу, — сказал он.