Читаем Война на восток от Понедельника полностью

Мешок Амбу — резиновый мешок, по виду и размеру похожий на камеру мяча для игры в регби в наполненном состоянии. Имеет систему клапанов, которая позволяет при сжатии мешка воздух отдавать, при расправлении — набирать. Используется при искусственной вентиляции легких с воздуховодом и маской или интубационной трубкой.

Ларингоскоп — приспособление для осмотра верхних отделов гортани — дыхательного горла. Используется в анестезиологии при интубации — введении в гортань особой трубки — в случае, когда необходима искусственная вентиляция легких.

Легенды гласили, что в отсутствие ларингоскопа асы-анестезиологи могли пальцем обнаружить вход в дыхательные пути и по пальцу ввести трубку. Я не был уверен, что я ас-анестезиолог. Я был просто растерян. Правда, был разбавленный спирт. Я выпил полную пиалу и почувствовал себя лучше.

— Пароль — «звезда», отзыв — «Куляб».

— А зачем пароль?

— Затем, что это ополченцы. А ночью на посту страшно. Примут вас за ваххабитов и будут стрелять. Говорите пароль громко и освещайте лица.

Электричества в поликлинике не было, как и во всем Гарме. С керосиновой лампой мы отправились в подвал — Раис решил, что ночевать там будет лучше, безопаснее.

— Звезда Куляб! — громко повторял Шамсуддин.

— Звезда Куляб!

Спать мы легли на какие-то бетонные столы. Я надел оставленный тулуп поверх своей одежды, одну курпачу — неширокое стеганное ватное одеяло — постелил, второй укрылся. Когда засыпал, керосиновая лампа еще горела.

День второй

Солдат с утра я опять не увидел, за исключением тех нескольких, вместе с которыми мы устроили туалет в развалинах. Судя по тому, что найти чистое место было непросто, армия явно должна была быть много больше.

Потом, когда пили чай, нам принесли сигареты. Курящим я оказался единственным, и кулек из газеты, полный сигаретами, достался мне целиком. Мы номинально были офицерами, поэтому нам полагались сигареты с фильтром «Кайхон» — «Космос», — солдаты курили «Приму».

Куда-то исчез Шамсуддин. Потом появился, и мы отправились в гости к его знакомым боевикам. До этого я ходил без дела по двору поликлиники. Нашел ожерелье, сделанное из нанизанных на нитку конфетных бумажек. Оказалось, что кроме части Народного фронта во главе с генералом в Гарме находится отряд полевого командира Файзали Файзалиева.

Он был не так знаменит, как его тезка Файзали Саидов, но многие про него слышали. Говорили, что он очень жесток и непримирим — якобы с его отца живьем сняли кожу. Файзали мстил за отца.

Который из боевиков был Файзали, я не разобрался. В сравнении с ополченцами, одетые в штатское боевики производили более агрессивное, боевое впечатление. Да и еда у них была получше.

На большом дастархане — разложенной на полу скатерти, вокруг которой мы расселись — стояли миски с жареной бараниной и испеченными в масле лепешками. Обычная еда у дехкан — таджикских крестьян, — чай и хлеб, вечером суп. Жареная баранина, жирные лепешки — лукуллов пир в римском ресторане. Неплохая штука эта война.

Разговоры велись про скорую победу.

В этот же день нас представили генералу Нурову. Мы стояли в вестибюле поликлиники, он прошел мимо, окруженный несколькими автоматчиками. Генерал уже поднимался по лестнице, когда кто-то, видно, сказал ему про нас. Нуров повернулся и посмотрел сверху. Я запомнил папаху из каракуля.

— Врачи? Сейчас проверим. У лукоморья дуб зеленый! Кто написал?! Правильно — Чехов! Идите работайте.

Ближе к вечеру я, наконец, увидел солдат. Их оказалось гораздо меньше, чем я представлял. Явно меньше сотни. Было несколько русских офицеров, и еще какие-то русские — сложно снаряженные, но без знаков различия. Кто-то говорил — из КГБ. Кто-то говорил, что это российские военные. Домыслы, домыслы… Солдаты возвращались с «зачистки» — в городе могли оставаться вражеские боевики.

Раис придумал нарядиться нам в хирургические зеленые халаты поверх всей одежды. Дескать, во врачей, если что, стрелять не будут.

Откуда привезли убитых? Их было много. Мы стояли на улице в своих несколько клоунских одеяниях, а трупы все выкладывали — ряд, потом еще ряд. И еще один. Сорок три трупа. Бездельничали мы недолго.

— Надо их завернуть, — сказал солдат и махнул стволом автомата в сторону трупов.

— Мы — врачи, — сказал Раис.

— Вот и давайте, — сказал парень. — Не нам же этим заниматься. Мы воюем…

Тем не менее один солдат помогал нам. Мы поднимали труп, клали на белую простыню, заворачивали, а потом обвязывали веревкой.

У многих убитых камуфляжные штаны были спущены, так что видны были ягодицы. Объяснение — ваххабиты оскверняют трупы наших. Я думаю, скорее всего, дело в другом. Если волоком тащить труп по земле, штаны за что-нибудь зацепятся и сползут. Сомнительное удовольствие — совокупление с трупом. Хотя, кто знает…

Солдаты ходили вдоль рядов, некоторые останавливались, рассматривали.

— Серегу-пулеметчика убили! Серегу убили! Я их ненавижу! Серегу-пулеметчика убили, сволочи!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее