Война на восток от Понедельника

Я сразу обратил внимание, что у того, который кричал, были очень длинные ноги. Мне было очень неуютно в своем зеленом бумажном халате. Потому что никогда прежде, да и после этого, я такой ярости в вооруженном человеке не видел. Голые деревья, снег, очень холодная на вид мокрая асфальтированная дорога. Среди убитых не было ни одного, кто мог бы сойти за русского пулеметчика. Наверное, его убили до этого. Так я первый раз увидел Вовку Бобомурадова. Когда убили его друга Серегу? Почему он так переживал до сих пор?

Врачи, которых я увидел в первый день, на второй куда-то исчезли. Зато появился пожилой человек с большой видеокамерой на плече. И тоже непонятно откуда. Он ходил вдоль рядов погибших и снимал их. В крайнем ряду привлекал внимание темный предмет — останки бойца, одинокий, дочерна обгоревший позвоночный столб.

День третий

Как я надеялся, сегодня нас должны были сменить. Или завтра. Словом — последние сутки в худшем случае. У меня осталось две ампулы морфия. Три употребил генерал. Вместе с кардиологом мы вышли покурить на задний двор. Там был Шамсуддин, еще кто-то и человек с камерой.

— Надо дать интервью, — сказал он.

Кардиолог как-то ловко вытолкнул меня вперед.

— Когда лампочка загорится, говорите.

— Что говорить?

— Вы врач? Говорите о раненых.

— Но раненых нет…

Загорелась красная лампочка. Ярко светило солнце, я говорил что-то о необходимости перевезти запасы лекарств из Гарма в Душанбе, потому что там они нужнее.

— …и лечить раненых из оппозиции тоже, — говорил я в микрофон.

Солнце слепило, и я думал, что не слышал о раненых ваххабитах, которых выхаживали бы в нашей больнице. О пленных тоже не слышал.

На заднем дворе, усеянном нечистотами, пулями из кассетных бомб, неразорвавшимися кассетами и гильзами, стояло дерево — вернее, ободранный остаток ствола с несколькими ветками. Труп толстячка в синем костюме убрали. На одной из ветвей дерева и подвесили зарезанного барана. Солдат умело свежевал его.

— На ужин будем печень есть, — сказал Шамсуддин.

Печенки на ужин мы не получили — баран оказался болен эхинококкозом. Это паразитарная болезнь, при которой могут быть поражены разные органы — глаза, мышцы, часто и печень, легкие. Деликатес, а баранья печень в Средней Азии — это деликатес, был напичкан круглыми образованиями разной величины. На ужин отварили мясо.

Работы для меня не было. Раис и Шамсуддин днем устроили врачебный прием — выстроилась целая очередь солдат. Вечером привезли нескольких раненых, но все равно обходились без меня, кололи новокаин и резали, перевязывали. Я оказался наблюдателем.

За ужином у нас был гость — худой тип в штатском, он представился замполитом. Спирт был давно выпит, но оказалось, что на втором этаже в штабе можно разжиться «чертом» — лимонадной эссенцией крепостью градусов семьдесят.

Шамсуддин сказал мне, что Раис ходил по просьбе замполита осматривать девочку-подростка, которую прятали в одной из дальних комнат со стороны, где жили солдаты. Вроде девочку замполит держал для собственных нужд, проще говоря — насиловал ее, и в результате сильно травмировал.

Замполит пил лимонадную эссенцию, ел баранину и говорил, что все мы герои, как во время Гражданской войны, что он напишет бумагу, чтобы нам дали медали, а когда война закончится, обязательно будет издана книга, где все герои будут упомянуты.

— Против басмачей воюем! Как тогда!

Я не пошел спасать девочку. Мне это даже не пришло в голову.

День четвертый

Наутро вертолет не прилетел. В обед его тоже не было.

В середине дня я стоял в вестибюле, когда мимо проволокли молодого таджика в чапане — ватном халате. Его били прикладами и грубо тащили наверх в штаб.

— «Вовчика» поймали.

Допрос продолжался несколько минут, и по той же лестнице, но уже вниз, снова потащили парня в синем халате. Он хватался руками за перила и кричал. Все вышли на задний двор. Я стоял среди солдат и слушал. Ближе всего ко мне стояли двое — длинноногий, который днями убивался по погибшему пулеметчику, у него оказалось европейское лицо, и еще один, постарше, похожий на узбека.

Узбек говорил:

— В Афгане то же самое было. Таскают с собой коробок с одной заостренной спичкой — это у них знак для своих. Пароль. Или половинку лезвия носят.

Искали добровольца, который нашелся тут же. Они пошли вперед вдвоем — один в синем чапане, другой в хаки. Я не пошел смотреть на расстрел, да и никто не тронулся с места. Было две очереди из автомата. А перед этим опять крики. Наверное, проклятия.

Вечером замполит снова был у нас. У него все время было приподнятое настроение. У нас же настроение было не очень. С вертолетом ясности не было.

День пятый

Ясность наступила. Вот версия, которая была в ходу, — узбеки потеряли два самолета, и больше ни техники, ни людей не будет. То есть вертолет не заберет нас сегодня. Нас вообще не заберут.