На амбулаторный осмотр пришел друг убитого пулеметчика. Мы с ним познакомились во время расстрела. Он был ходжентским милиционером, и звали его Владимир — Вовка, как он представился. На осмотре я узнал его фамилию — Бобомурадов. У него был какой-то конъюнктивит. Ничего особенного.
В это утро я впервые оказался вне того небольшого участка, где мы все время находились, если не считать поход к Файзали. Солдаты нашли аптечный склад. По городу страшно было идти. Основной страх — получить пулю от своего же; мы пару раз натыкались на одиноких солдат, которые вскидывали оружие.
С гармского склада медикаментов начинается история моего мародерства. Увидев множество лекарств, растворов, перевязочного материала и прочего, я решил, что если нам удастся выбраться, то сколько-то из этих сокровищ я возьму себе. В Душанбе давно был лекарственный голод — любой бинт можно было легко и задорого продать.
Особенно я обрадовался, когда нашел наркотики — промедол и морфий. Их я не собирался продавать, однако мои пять ампул давно кончились, а внятного их оформления мне было не добиться.
Потом мы были еще в ветеринарной аптеке, замок с двери в которую худенький солдатик снес очередью из автомата.
Мы шли между домов, где несколько дней назад жили люди. Я не удержался и зашел в один из них. Внутри был беспорядок, на полу много одежды, брошенной, как видно, впопыхах. Там же, на полу, я увидел «зиру» — ожерелье из одинаковых мелких серебряных деталей. Его я положил в карман.
В этот же день меня отправили в командировку — оказывается, за окраиной города находилась еще одна наша часть. Я не очень хорошо помню собственно лагерь и то, что я там делал. Помню, что солдаты были недовольны и не скрывали этого — это меня удивило.
Там я познакомился с братом Вовки Бобомурадова. Внешне они были совсем непохожи.
— Сделай так, чтобы его забрали отсюда. Скажи, что он болеет. Пусть только один из нас здесь останется. Мы уже два месяца без отпуска.
Я пообещал сделать, что смогу.
К соседям мы ездили вдвоем с солдатом-водителем. На «Москвиче» желтого цвета. Солдат сунул мне свой калашников и сказал, чтобы я начинал стрелять, если что. Автомат мне показался очень тяжелым и громоздким. Стрелять не пришлось.
Вечер снова прошел в компании замполита.
Спали мы теперь наверху, в подвале было очень холодно. Наверху тоже было холодно. В горах в начале марта еще зима, мороз, а в поликлинике отопления не было. Мы все время мерзли.
День шестой
Мародерство продолжалось. Лекарства были упакованы в ящики и громоздились в нашей части поликлиники. Но были еще и другие ящики. Личные. На ящиках Раиса было написано «Скорая помощь», на ящиках Шамсуддина — название нашей больницы. На моих — мое имя.
Бойцы обнаружили склад книжной торговой базы района. В книжных магазинах кишлаков можно было наткнуться на самые неожиданные вещи. Причуды советской торговли — Уильям Теккерей в горном селении. Это было очень похоже на наступивший коммунизм — база была полна книгами. Подходи, выбирай, платить не надо. Многозначительно выглядели светлые тома сочинений Солженицына, в частности — «В круге первом». Я собрал две связки книг.
Незнакомые доброхоты-солдаты принесли мне несколько телефонных аппаратов, которые я сложил под кроватью.
Джамол Ахмедов попросил меня посмотреть в порядке ли их родовой дом, не сгорел ли. Сам он за сутки, что провел в Гарме, из здания поликлиники не вышел. Видимо, опасался за свою жизнь. Дом семьи Ахмедовых мне понравился. Высокий, со старыми деревьями во дворе, с верандой. Перила — столбики, лестница. Дом был цел.
Мне опять пришлось увидеть, как человека бьют прикладами. Я возвращался после осмотра дома, когда встретил двоих, видимо, боевиков, которые пинками и прикладами подгоняли третьего.
— Эй, ты кто? — крикнул один.
— Я врач.
— Значит, будет два врача!
Они расхохотались.
Пленный — врач из Курган-Тюбе. Боевики нашли его на чердаке в брошенном доме. Солдаты были уверены, что он — «вовчик». Один из них подошел ко мне и доверительно сообщил, что вечером, чуть позже, они его обязательно застрелят. Для разговора я выбрал русского майора. Сообщил ему, что пленного собираются убить.
— Хорошо, — сказал майор, — скажу, чтобы его заперли.
Так я вмешался в судьбу этого человека. После мне рассказывали, что врач — у него был большой и какой-то плоский нос — действительно был ваххабитом и в Курган-Тюбе прославился своими пытками над пленными. Туман, туман… В конце концов, я думаю, его убили, если только он не ушел в Афганистан. Очень уж у него был запоминающийся нос. Легко опознать.