Война «шляп». Очерк Русско-шведской войны 1741–1743 гг.

В погоне за хорошим заработком наемные профессиональные моряки перебегали с торгового флота на военный, не забывая прихватить свой деревянный сундук. Во время войны на кораблях не было постоянных экипажей, а набирались случайные команды. Большинство моряков видело друг друга впервые. Обязанности на море были специфичными и трудоемкими. Разумеется, не каждого поставишь за штурвал или посадишь на мачту впередсмотрящим. Наемные матросы были закаленными, выносливыми и ловкими. Даже простые рыбаки в ротовых поселениях в отличие от солдат сухопутных войск имели кое-какое представление о морском деле.

Адмирал не шутки ради проводил рискованные морские учения: гибель даже крошечной шлюпки грозила обернуться потерей огромной суммы денег. Мобилизация целых корабельных флотилий и галерных эскадр может легко закончиться провалом, а флотилии и эскадры – сгинуть в морских пучинах.

Можно было просмолить каждую доску, трижды осмотреть такелаж, но проверить здоровье моряков и предотвратить вспышку непонятной болезни адмиралтейство не могло.

Призыв явиться на военную службу натолкнулся на сопротивление. Готовый солдат, живущий в торпе на архипелаге или на скалистом утесе, избегал контактов, не желая, чтобы его обнаружили. Ведь в портах и на кораблях его и сотню таких же, как он, подкарауливали вредоносные микробы[83].

Сыпной тиф скрыто присутствовал всегда, как будто выжидая момент, чтобы разрастись в губительную эпидемию. Война как раз предоставила ему такой шанс. На кораблях люди группы риска жили в тесных непроветриваемых помещениях, где не проводилась уборка и не было даже возможности умыться. Матросы спали в гамаках и на мешках на палубах. Гальюн находился в носовой каюте, где волны промывали дыру и споласкивали мочало, которым моряки вытирали зад.

И на море, и на суше люди проходили через сущий ад, так было и так будет всегда. «Ад» – еще слишком мягкое слово. Эйно Ютиккала в своем исследовании мировой истории демографии народов сравнивает тифозные военные лагеря с атомной бомбой. Размах потерь действительно поражал. В 1659 г. в Дании от солдат-наемников заразилось тифом около 80–90 процентов мирных жителей страны[84].

Своего рода колющим оружием массового поражения стало шестиногое крошечное существо – платяная вошь. Это насекомое передавало возбудителей заболевания. Ничего не зная об этом, военное ведомство загружало и накапливало на своих складах смертельную опасность. Вошь годами таилась и переходила в атаку при раздаче военной формы, портянок и ткани для палаток.

Укусы зудели. Моряки и солдаты расчесывали кожу до крови. В ранку попадали испражнения вшей. Инфекция также проникала через дыхательные пути и слизистую оболочку глаз. Питаясь кровью больного, сам паразит умирал, но популяция вшей увеличивалась, потому что постоянно меняла хозяина.

После десяти дней инкубационного периода у человека начинались лихорадка и озноб, на коже выступали красные пятна и кровоподтеки. Кровяное давление падало. Тело усыхало. Кровь появлялась в рвоте и испражнениях[85]. Сознание затуманивалось. По этому симптому заболевание получило собирательное название сыпной тиф (от греческого слова typhös «дым, жар, туман, помутнение»).

Долгим знойным летом сыпной тиф, как и другие болезни на корабельном флоте, не быт какой-то чрезвычайной проблемой для Томаса фон Раялина. Из-за ранней отправки флота запас провианта закончился еще до начала боевых действий. Раялин грозился вернуться в Карлскруну для пополнения провизии. Будденброк был вынужден отдать ему запасы провианта пехотных частей в Борго.

На небольшом острове Аспё закончилась питьевая вода. Для нескольких тысяч человек имевшихся колодцев было недостаточно. По каким-то причинам проблему с водой не удалось предугадать и заранее устранить. Лекарь советовал покинуть Аспё, но, вероятно, в округе не было другого места для якорной стоянки. Галерный флот экипажмейстера Абрахама Фалкенгрена оказался в такой же ситуации в Куорсало, находившемся недалеко от Фридрихсгама. В этой ситуации Фалкенгрену уже были не нужны его знания о тактике ведения боя на гребных судах, полученные за рубежом[86].

Раялин «с большим успехом защищал бы сушу, чем делал заметки о происходящем на море», а также «со всей возможной бдительностью противодействовал и противостоял» вражеским военным кораблям[87]. Между тем из Стокгольма всё не было распоряжений относительно диспозиции. Раялин мог самостоятельно всё обдумать и выбрать место где-то у северного побережья Финского залива или среди многочисленных островов. Адмирал не подчинялся генералу. Не было ясности в понимании полномочий. Сотрудничества не складывалось. Раялин полагал, что ему необходимо разрешение секретного комитета, чтобы покинуть остров Аспё. Получение документа растянулось на 6–7 недель из-за разного рода проволочек[88].

Весьма возможно, что Раялин был «отличным моряком и добропорядочным шведом». Но это его не спасло. Моряки массово стали «тяжело болеть и умирать»[89].