Война (СИ)

Приблизительная проходимость в музее составит человек сто в час, больше просто впускать не будут, иначе любоваться экспонатами не представляется возможным, толкучка образуется. Следовательно, только за один час музей заработает до пяти рублей. Работать он будет одиннадцать часов. Получается, что на пике можно заработать пятьдесят пять рублей. Тут же ещё торговля сувенирами, к примеру, стеклянными скипетром и державой, или продажа православных крестов, естественно освящённых в Кафедральном Соборе Святой Софии, только в прошлом году достроенном. Будет и продажа якобы царской одежды, как и многие иные возможности для заработка. Так что в день заработать шестьдесят рублей, даже при чуть меньшей посещаемости, чем максимальная, можно. Получалось… в месяц до двух тысяч прибыли. Год — двадцать четыре тысячи. Так что за пятьдесят лет уже и прибыль основательная будет.

Да, напрямую быстро окупить строительство музея будет сложно. Однако, газеты читают и в других городах, даже заграницей. И, того и гляди, в Москву приедут в том числе, чтобы посмотреть самое грандиозное здание нерелигиозного предназначения, построенное молодым и творчески наглым архитектором Джованни Батиста, а также узреть то, что выставляется в музее.

А выставлять было что. Русские посольства в Европе постоянно работали над тем, чтобы скупать культурное европейское наследие. При этом была и Восточная палата с египетскими экспонатами, китайскими, арабскими. Также радовала глаз Греческая палата с античными мотивами. Ну, и в завершении большие галереи с живописью. Картины Джотто, Рафаэля и Франческо Боттичини, Тициана, Рубенса, доставшиеся после целой специальной операции «Джоконда» — то, далеко не многое, что выставлялось в палатах музея.

Что касается Питера Пауля Рубенса, так я его всё-таки уговорил в 1613 году приехать в Россию. Одарил всем, чем только можно, дал один из новых кирпичных особняков, которые строились в Москве для таких вот гостей. Но… он сбежал через два года. Можно было остановить, но я не стал. Что стало виной, причиной побега мастера, можно только гадать. Дом не угодил? Ну, да, у него в Антверпене был особняк не хуже. Но, как я думаю, он не выдержал конкуренции.

Мало того, что Караваджев выдавал в год по три, а то и четыре картины, так у него появились и свои ученики с приличными работами. И самым талантливым, может, и гениальным стал… Фамилия такая у парня, что я думаю о шутке Бога. Наш подрастающий гений — Иван Криворук, он стал главным последователем Михаила Караваджева. И руки Криворука были такими, что главный русский художник даже хотел усыновить Ивана, не будь у того живых родителей.

Но Рубенс до своего бегства всё же успел написать в Москве несколько картин. Главное полотно — «Московская Мадонна», ныне работа выставлена, как «Московская Богородица». Ох, и споров же было на Вселенском Соборе, но я настоял, и картину всё-таки освятили.

Так, что там про Лувры говорили? Нынче в России самая большая коллекция художественных ценностей. И вот всё это мы с Ксенией и сыном Ванькой собирались смотреть прямо сейчас.

— Ты будешь со мной говорить? — в очередной раз спросил я жену.

— О чём? Расскажешь, как там под подолом к стерьви Лукерьи? Бога благодари, что я грех на душу не взяла и не убила курву, — прошипела моя ненаглядная.

— Матушка… — возразил Ваня.

— Указывать мне желаешь? — вызверилась Ксения на сына.

— А ну, охолони! — жёстко сказал я. — Ты с наследником Российского престола говоришь.

— С сыном я говорю, — не унималась Ксения.

И как русские императоры изменяли налево и направо? Здесь разок оступился, захотелось, так сказать, перчинки. Да и Лукерья, ведьма, больно уж хороша. Так Ксения месяц нервы треплет. Но люблю-то всё равно жену. Даже не стал продолжать озорничать с женой Караваджева. А ведь мог. Император я или так, самозванец какой!

— Да покаялся я уже, и грех тот отмолил, епитимью отбыл. Знаешь, сколько патриарх положил епитимьи, кроме молитв? Сто тысяч рублей, — говорил я.

— Дорогой нынче блуд выходит, — сказала Ксения, не сдержалась и рассмеялась.

Улыбнулся и я, хотя те сто тысяч — это единственное, о чём жалею во всей случившейся истории. Даже этот демарш жены не беспокоит, напротив, нравится. Ведь самое страшное — это безразличие. Вот если бы Ксюша просто не отреагировала на мой загул с Лукерьей, это было бы обидным. А так… Не безразличен, беспокоится. И узнать о таком на одиннадцатом году совместной жизни очень важно и приятно, особенно мужчине, который во всю входит в возраст, когда и бесы в рёбрах копошатся, и седины окрашивают коротко подстриженные волосы.