Война (СИ)

Мы проезжали улицы Москвы, которая разрастается неимоверными темпами. При этом мне сообщают, что нет повального бегства в столицу, и другие города пополняются людишками. И это не только православные славяне. Встретить в Москве европейца с их страусовыми перьями или чубатого малоросса, как и чернявого перса в красочном халате проще простого. И не только в столице. В Нижнем Новгороде, как некоторые шутят, так и вовсе пора вводить персидский язык официальным, настолько много там торговцев. Иран как-никак нынче с небольшим отрывом, но стал главным торговым партнёром Российской империи.

— А ну, Ванька, читай! — повелел я сыну.

— Персидския ковры, лучшия, — прочитал рекламную вывеску сын. — Батюшка, я по-гречески читаю, да на латыни, на немецким и ангельским языках уже говариваю, а ты прочитать просишь, будто только грамоту выучил.

— Не кичись своими знаниями, а гордись своими делами, — сказал я на латыни, а после уже на русском спросил. — Ты вот прочитал и что скажешь?

Иван Дмитриевич чуть завис, размышляя.

— То, что у некоего купца Трофима Брошки есть на торг ковры персидские, — недоуменно отвечал сын. — Как написано, так и понял.

— Э, не, сын! Видеть нужно более того, что написано, — сказал я поучительно. — Вот я вижу то, что, раз пишет купец в своей хвале [такое название рекламы прижилось в России], что у него лучшие, значит есть и иные, кто продаёт. Получается, что соперничают торговцы, и цена на ковры может упасть. Ушлый торговец сыграет на сим и придержит свой товар. Читай дале, сын!

— Хлеба маковые и пряные на улице Неглинной, — прочитал очередную настенную хвалу сын.

— Ну, что скажешь? — спросил я.

— То, что простые хлеба уже не покупают, и нужно их пряностями сдобрить, — отвечал Ваня.

— Вот, молодец! Можно и так поразмыслить. А это значит, что в Москве хлеба вдоволь, народ сытый. Тут и не нужно спрашивать приказных бояр, как обстоят дела. Вот такая хвала многое скажет, — научал я наследника.

На самом деле, он очень умный мальчик, но я боялся иного, что учителя слишком затюкают науками моего наследника. А мыслить правитель должен намного шире, чем могут написать в книгах. Здесь кругозор в большом масштабе нужен, нестандартные решения, хитрость и умение видеть то, что иным не под силу. Только так, по моему мнению, и можно полностью оправдать самодержавие, как систему наследственной и абсолютной власти, когда наследник более, чем кто-то иной, подготовлен к правлению.

Везде, где мы проезжали, слышались крики радости, что сильно подкупало. И я знал, что это не нанятые актёры, что народ действительно приветствует своего государя с положительными эмоциями. Жить стало сытнее, жить стало веселее!

А мы и не даём забыть о том, что ещё не так давно был голод, и ныне много людей, которые помнят те времена. Сегодня, когда хлеба вдоволь, когда малоросские, слабожанские, волжские земли дают стабильные урожаи, и даже казаки, пусть и не сами, а сажая крестьян на аренду, разрабатывают свои земли, мы живём сыто. Мяса хватает, картошки всегда немало, да и репу сажаем. Урожайность повысили, семенной фонд исследуем.

— Плуги тульския и голандския, недорого, — прочитал очередную надпись сын. — Батюшка, неужто на Руси уже столь много плугов, что нужно хвалы писать?

— Нет, сын, но плугами нынче пашут в сто крат больше земли, чем десять лет тому назад. Дорогие они, а к доброму плугу и добрый конь нужен. Вот и продаются плохо. Так что, сие исправлять ещё нужно, может так статься, что и двадцать лет и… тебе, — сказал я и словил испуганный взгляд жены.

— Не смей помирать! — жёстко сказала супруга.

— На всё воля Бога, — словно заправский фаталист, ответил я. — Или ты тосковать станешь, что не на кого ругаться?

Ксения посмотрела на меня, на Ваню, что-то там себе надумала и выдала результат размышлений:

— Я по святым монастырям отправлюсь, за ваши жизни и здоровье молиться стану, — сказала жена.

Хотел пошутить, чтобы Ксения очень тщательно молилась за моё здоровье, а то с относительно молодой Лукерьей оно ой как нужно, но хорошо, что сдержался. Говорила-то жена серьёзно. Для неё молитва и церковь стали ещё более важными, благо, что не страдает тем, что осуждает меня, как безбожника. Ибо некоторые устои приходится ломать, пусть и не так жёстко и бескомпромиссно, как это делал Пётр.

А вера Ксении укрепилась ещё и потому, что никто из наших детей не умер. Четыре ребёнка и все живы — это Божья благодать даже по нынешним меркам, когда с медициной хоть немного наладили, и школа повитух каждый год выпускает по пятьдесят акушерок.

Две дочки у меня, старшей, Марии, так уже пятнадцать лет. Ей активно присматриваем жениха из стран заморских. После родили Ваню, наследника, есть ещё Василий и самая маленькая Аглая, ей только полтора годика. И все живы, без физических недостатков, видимых психических изъянов, здоровые. И, да — это счастье для родителей.