Война (СИ)

— Буду рад ошибиться. Но я кое-что слышал… для нашей семьи это весть, и недобрая.

В теплом свете лампы Амая выглядел настолько живым и настоящим, что Лиани стало не по себе — впервые настолько остро ощутил, как это бывает, когда сегодня — человек, а завтра — воспоминание.

Стрела чиркнула по головной повязке, прорвала ее, немного задев кожу. Несильно, только голова теперь гудела, словно монастырский колокол, а ткань повязки наполовину промокла от крови. Снял ее совсем, вытер лоб, приложил рваные листья конского щавеля, тут же выдернутые.

У Кэйу наверняка есть в запасе что-то получше, но это потом… Ах, да, она, верно, ушла вместе с женщинами. Не простился…

А на той стороне — мог бы поклясться — всего человек десять осталось. Стреляют, перебегают и прячутся, словно их больше. И тварь с камня исчезла, вряд ли свалилась.

Ползком добрался до десятника, успевшего сменить место. Выложил сомнения свои. Тот нахмурился:

— Да, есть еще мостик, подвесной, но он древний, канаты и бревна гнилые. Не починить. По нему и крестьяне давно не ходят, и старик-смотритель умер. Если прознали о том мосте… да пусть все в ущелье попадают!

— А если нет? Если выдержит?

— Иди, — решил тот, — Дам тебе с помощь двоих; остальные этих мразей пока сдержат, а если ты прав, от большого числа здесь толку все равно нет.

**

«Вестей с севера нет, и, вероятно, это неплохо — о поражении нам бы сообщили одними из первых. Но и радоваться пока нечему, о победе мы знали бы тоже. А пока нас ждет испытание куда более тяжелое, чем ожидание новостей. Отряд рухэй подходит и к нашим стенам, и, по словам разведчиков, он довольно велик. Многие из нас мечтали отправиться на войну, а не отсиживаться в безопасной Сосновой; но многие, силой оторванные от своих огородов, еще больше мечтали вернуться домой. И вот война сама стучится в наши ворота.

Разумеется, все в крепости надеются разбить врага, в котором, видно, течет кровь не только росомахи, но и змеи; в худшем случае надеются дождаться подмоги. Иные настроения пресекаются весьма жестко.

Но как бы то ни было, эти дни сохранятся в истории; моя задача лишь поведать обо всем как можно подробно. Чего я не смогу, так это писать беспристрастно, как меня пытался наставлять когда-то учитель. Тот, кто будет читать эти строки, пусть помнит об этом, если захочет».

Яари Эйра, летописец Сосновой.

— Не бойтесь идти через подвесной мостик, он выдержит, — сказал Энори. Часто перед важным делом, решающей схваткой люди становятся резкими, замкнутыми — а он, еще недавно ведший себя как хозяин земли и неба, стал мягче, внимательней. Таким Вэй-Ши видел его во время перехода в горах Эннэ. Что ж, там это никому не повредило.

— Идите по одному, но сперва изобразите переход через второй, надежный. Не стоит всех посылать туда, но пусть идет половина.

— Нас встретят лучники и перестреляют на склоне.

— Ответьте своими стрелами, а соваться на мост вам не надо. Пусть видят вас, поверят, что перейти вы хотите именно тут, а потом оставьте немногих и отходите…

— Мы не можем терять людей, — возразил командир.

— Придется кое-кого потерять. Сосновая лишится большего…

— Откуда в тебе все это? — спросил Вэй-Ши. — Змеи меняют кожу, но остаются змеями. А ты… Иногда я уверен, что ты предатель, и готов убить на месте. У каждого в отряде возникало такое желание. Но в другие часы все мы верим тебе, как не должно верить никому на этой земле.

Шатра над ними не поднималось уже очень давно — только небо и ветви, усеянные то иглами, то листьями. Порой от дождя натягивали полог, но не сейчас. И вместо стола был большой старый пень, неожиданно ровный. На такие нередко кладут приношения мелкой лесной здешней нечисти, а сейчас положили карту, и Ка-Ян опасался немного, что нечисть сочтет рисунок за приношение.

Ка-Яна отослали было — нечего ординарцу делать на военном совете; но он прокрался обратно, стараясь держаться за широкой спиной одного из десятников. Прекрасно понимал, что сейчас их всех слишком мало, чтобы проступок был признан серьезным.