Война в 16. Из кадетов в «диверсанты»

В 2001 году он служил в спецназе ГРУ, ему было уже за во, но его тем не менее каким-то левым путём провели как 45-летнего контрактника. Но физически он очень силён, крепок, несмотря на все его ранения. А он в Карабахе получил ранение в руку. У него была полусухая рука — три пальца не сгибались, в кисть попало — из локтя вышло. Но он ещё раз 50 мог подтянуться, отжаться раз 80. Дед замечательный. Как говорится, таких уже не делают. Столько успешных боевых операций он провёл и в Чечне, и в Карабахе, и в Приднестровье?! Иных уж нет, а те далече…

Однажды бойцы “Вымпела” в 2001 году мне рассказывают:

— УГРУшников есть такой дед за 60, так вот мы по горам идём, подыхаем, а он идёт, как ни в чём ни бывало и тащит столько же, сколько и мы.

Я говорю:

— Естественно, это же сам Коллонтай Владимир Николаевич.

А они не знали, что я с ним знаком. Он прошёл Приднестровье, Северную Осетию, Карабах, обе Чечни и Донбасс. Получается, шесть войн, на последней он погиб».

Искал укроп, а нашёл девушку

Все семёновские ужасы видели и ощущали не только мы — люди с оружием, сделавшие добровольно свой выбор, — но и оставшиеся местные жители. В одном из домов, находившемся на семёновском перекрёстке, жила семья. Во время бомбёжек они прятались в подвале, как и все живущие в тех местах.

Однажды нам с Кротом и ещё нескольким «особо приближённым» ополченцам Бог послал пару десятков яиц. Тушёнка и консервированная жратва уже стояли комом в горле, поэтому жареная яичница вполне заменяла небесную манну. Но когда Крот дожарил «пищу богов» оказалось, что не хватает к нашему королевскому ужину совсем малого — свежего зелёного лучка, укропчика и петрушки. Никто из бойцов и представить не мог, где можно вечером достать зелени. Тогда я сказал, что рядом есть огород, на котором всё вышеперечисленное добро растёт, и хозяева не обеднеют, если я сорву в розничных масштабах несколько кустиков укропа и петрушки.

На улице было тихо, придорожные фонари больше не горели, потому что с первых дней мы расстреляли их из автоматов (чтобы не демаскировали позиции), а потом и вовсе укропы минами побили провода. Но у хозяев, чей огород я собирался обнести, крыльцо освещалось лампочкой. Скорее всего, они смогли запитать дом хотя бы частично бензогенератором. Я тихонько перелез через полутораметровый забор и пробрался к огороду. Впотьмах довольно быстро нашёл и лук, и укроп, только петрушку нигде не видел.

Я собирался взять совсем чуть-чуть, нам для ужина немного надо. Вдруг входная калитка открылась, и кто-то тихо вошёл. Меня передёрнуло — кто так поздно мог тут шариться, если комендантский час и в Славянске, и в Семёновке начинался в 10 вечера. Так как я шёл не на разведку, а за зеленухой, то взял с собой только ПМ. Но без лишнего обвеса мне легче перекатиться из открытого пространства в кусты. Я засел там и ждал с заряженным ПМом. Разговоры о ночных диверсантах велись среди ополчения постоянно. Даже командиры ежедневно доводили личному составу, чтобы по ночам бдели в два раза пристальней.

«Диверсантом» оказалась молодая девушка в коротких шортах и с загорелыми плечами. Она шла по огороду на цыпочках и постоянно наклонялась, как будто что-то высматривала. Да, она увидела мои следы, поэтому так странно себя повела — пошла на огород среди ночи, хотя направлялась сначала в дом. Однако сделав ещё несколько шагов в мою сторону, остановилась — испугалась идти дальше в темноту, повернулась и направилась в дом. От неловкой ситуации я был спасён.

Когда я принёс укроп с луком к столу, ребята долго смеялись, слушая рассказ о том, как я чуть не попался на краже.