Так мы незаметно доехали до славянского госпиталя. Вохе гражданские врачи сказали, что у него небольшая царапина на голове и даже не стали бинтовать. Только смыли кровь и пластырем «нарисовали» на лбу крест. А мне замазали зелёнкой руку и стёртое почти до мяса бедро. Потом медсестра сказала, что сделает обезболивающий укол «Кетанова», но я попросил дать мне просто две ампулы этого обезболивающего и два шприца. Она сначала удивилась, но потом увидела, как я умелыми движениями надломил ампулу, набрал в шприц лекарство и вколол сначала Вохе, а потом себе.
Выйдя из больницы, Воха мне предложил вместе отвезти мотоцикл Тору, но я отказался, потому что знал, что он собирается это делать верхом. А мне одной такой поездки хватило надолго. Идя по Славянску, я только жалел о том, что испачкал кровью чистую гражданку.
Самое занимательное в этой истории то, что упали с Вохой и чуть не лишились жизней мы, поворачивая на улицу, ведущую прямиком к моргу. Если бы ситуация сложилась по-другому, и мы расшиблись о блокпост, то наши трупики далеко везти бы не пришлось. Воха всегда любил лихачить.
К сожалению, одна из аварий на мотоцикле для него оказалась более трагичной, чем для меня. В июне 2018 года он разбился на мотоцикле и попал в реанимацию. Но через пару месяцев уже пришёл в себя.
Ссадины после аварии на мотоцикле
Таинственный снайпер
После нескольких удачных отражённых атак укров на Семёновку, некоторых, особо себя проявивших бойцов Стрелков решил наградить. Крота — за подбитие танка и ещё нескольких ополченцев наградили именными ножами, а мне и ещё нескольким десяткам, отличившимся в бою 3 июня, дали по $100.
Деньги появились, а тратить некуда. Ну не в АТБ же их спускать на шоколадки и «кока-колу», как в детстве. А для меня тогда это большие деньги были. Я решил часть отправить маме, а на остальные сходить в военторг. А что ещё надо ополченцу, который состоит на продовольственном обеспечении?
В город мы в основном длинный ствол не брали, а ехали только с коротким, у кого он был. И вот, оставив за старшего по медицине Джо, я отправился на попутке в город. В Славянске военторгов несколько. Я лично знаю три, один из которых рядом с горисполкомом. В нём я себе и приобрёл красивые песочные берцы, предварительно обменяв доллары на гривны в одном из банков. Самое интересное, что в банки мы заходили с оружием, по-другому просто не могли. И сотрудники первое время «шугались», а охранники даже пытались не пускать, но когда они убедились, что ополченцы вежливо пользуются банковскими услугами, а не громят и грабят отделения, напрягаться перестали.
И вот я в новых берцах иду по городу, думаю, кому отдам свои старые, как вдруг ко мне подбегают две молоденькие девушки лет по 17–18 с большими от волнения глазами и говорят:
— Мужчина, а вы из ополчения?
— Да, — говорю я.
— В этот дом только что зашла женщина подозрительная. Она несла длинный чемодан, может в нём снайперская винтовка? Мы её уже не первый раз тут видим, — взахлёб рассказывают они мне.
Я сначала хотел сказать, что такого не может быть, так как в городе полно ополченцев, и вообще мы находимся рядом со штабом ополчения — бывшим СБУ. Но тут меня осенило: рядом же СБУ, может она действительно собралась с крыши ближайшего дома кого-то «снять».
Они показали дом и собрались идти со мной, но я сказал, что пойду один, а они пусть ждут возле подъезда. Перед тем как зайти внутрь, я достал из кобуры ПМ. Патрон в патронник досылать не нужно, так как я носил в пистолете всегда девять патронов — восемь в магазине и девятый в патроннике. В подъезде дома было тихо и темно. Держа пистолет на изготовке каждый раз в направлении нового сектора, я медленно поднимался по лестнице. Когда я дошёл до второго этажа, мне отчётливо послышался шум наверху — кто-то часто затопал по лестнице, и, так как дом был пятиэтажным, это означало, что человек совсем рядом. Я бросился наверх, осознавая, что сейчас встречусь лицом к лицу с противником. Максимально сконцентрировавшись и держа палец на спусковом крючке, я взбежал на третий этаж. Но в этот момент где-то хлопнула дверь и стало тихо. Мне не удалось понять, дверь закрылась на четвёртом или пятом этаже. Я взбежал на самый верх, убедился, что чердак закрыт и решил позвонить во все квартиры на последнем и предпоследнем этажах. На пятом этаже дверь мне вообще никто не открыл, а на четвёртом — старенькая бабушка лет 85–90, которая не могла быть не то что какой-нибудь эстонской или литовской снайпершей, но и вряд ли скрывала бы такую. Я не стал понапрасну её тревожить, а только спросил, кто сейчас может из соседей быть дома. Она мне сказала, что почти все разъехались из-за войны, но в нескольких квартирах люди периодически бывают.
Так я ни с чем спустился обратно к девчонкам. Они выглядели очень озабоченными этим происшествием, и видно было, что хотели очень нам помочь. Я им сказал, чтобы близко к дому не подходили, а если уж им так интересно, то пусть продолжают следить на расстоянии.