Война в России и Сибири

В сложенные руки нам дали по зажженной свечке, и началась заупокойная служба. Дьякон, в старом пальто, застегнутом наглухо, чтобы скрыть лохмотья, поддерживал громовым басом мелодичное пение священника. После отпевания близкие дали волю своему горю. Вдова, сгорбленная старушка, то словно застывала, то бросалась к гробу с поцелуями. Сын, поначалу очень сдержанный, зарыдал, обхватив голову руками. Японский офицер, стоявший очень прямо во время церковной службы и, подобно мне, наблюдавший за происходящим как бы со стороны, повернулся ко мне со словами: «I am very sorry for him»[406], и снова уставился на горящую свечу у себя в руке.

Священник с дьяконом ушли, началось прощание с покойником. Вдова то ли в приступе горя, то ли из желания показать свое горе окружающим принялась танцевать, как безумная, в изголовье гроба, выкрикивая что-то непонятное. Старая служанка, вслед за хозяйкой завыла, как бесноватая. Окружающие постарались их успокоить. Затем члены семьи и все присутствующие стали подходить к гробу с прощальным поцелуем. Седякин, плача, поцеловал отца в губы. «Красные убийцы!» Маленькую девочку подтолкнули к покойному, она вытянула губки, но не захотела его коснуться. Остальные внуки, потерявшие дедушку, прикасались к венчику или к ладанке, бессильному амулету, который был на старике во время пыток.

Похороны, которые я описал ранее[407], были эмоциональнее. Буржуа и офицеры, хоронившие жертву зверского убийства, не говорили о мести. Между двумя прощаниями – бездна, разделяющая большевиков-победителей и побежденную «интеллигенцию». Как было бы красиво – да и безопасно – поклясться перед гробом окровавленной жертвы отомстить ее палачам. Но сын, в прошлом офицер, и все остальные присутствующие плакали, смирившись с горем и несправедливостью.

Согласие с христианской моралью людей молодых, у которых есть, за что постоять, выглядит натяжкой, и какой-то нечеловечностью. Японцы смотрели на меня вопросительно: это их солдатам предстоит брать реванш?

Похоронная процессия двинулась на кладбище, во второй половине дня начались поминки. К вечеру вокруг дома столпились жители деревни: желание выпить самогонки возобладало над страхом быть причастным к похоронной церемонии, страхом перед кровавой рукой Красной гвардии, пусть сейчас она далеко, в доброй сотне километров.

19. Эпилог. Необычайный трибунал атамана на секретном заседании

Чита, 3 ноября 1919 г.

Приехав в Читу, я сразу отправился к атаману Семенову, с которым поддерживал вполне корректные отношения. Я сказал ему примерно следующее.

– Иной раз удивляет, почему с таким упорством бунтует население в районах, которые занимают ваши солдаты. Позвольте мне вас спросить, вы уверены, что ваши войска достойно сражаются с красными? Ваши бронепоезда, действительно, воюют с мятежниками?

– Мне известно, что недавно людям с «Грозного» пришлось разобрать пути перед бронепоездом большевиков, на котором было гораздо больше солдат.

– Правда состоит в том, что у большевиков нет бронепоездов, большинство из них вооружены в лучшем случае ружьями системы «Бердан», и зачастую заряды для них им приходится изготавливать в железнодорожных мастерских, но, несмотря на это, им удается обратить в бегство ваших казаков и ваши бронепоезда. Вам известно, что рота под командованием штабс-капитана Чезинского, атакованная отрядом мятежников, которых было гораздо меньше, оставила у них в руках пулемет?

– Нет, мне об этом неизвестно.

Семенов записал подробности и фамилии.

– Население вас ненавидит, я не говорю, что всегда справедливо. Вы знаете, что ваши войска следуют за японцами только для того, чтобы убивать и грабить, а воюют одни японцы? Вы замечали, что за исключением спекулянтов[408] население почти всегда восстает как против красных, так и против ваших бронепоездов, предпочитая власть японцев?[409]

– Нет, повсеместные восстания возникают из-за поражений Колчака и приближения советских армий.

– Простите, а вы мне не скажете, почему большая часть буржуазии стала безразличной к политической борьбе? Почему казаки Нерчинского округа, который выбрал вас атаманом, давно уже взяли в руки оружие и воюют против вас? Известно вам, казаку, что изнасиловать дочку рабочего и дочку казака – это два разных преступления?

– Мне давно рассказывают байки об этом. Я не раз назначал расследования, и ничего не подтверждалось. Две недели назад американский вице-консул[410] подал мне жалобу как раз на этот счет. Я попросил у него доказательств. Он мог сослаться только на слухи. И я попросил его уехать из этого города.

Я показал атаману свидетельство Довгаль[411] и другие донесения. Он внимательно их просмотрел. Я продолжил.

– Это свидетельство не является уликой. Но я прошу вас вызвать сюда госпожу Довгаль, гарантировать ей безопасность и устроить очную ставку с экипажем бронепоезда. Я сумею вам указать и других свидетелей, которых полезно выслушать[412].