Заключив Брест-Литовский мир, Советы поначалу колебались в выборе между воюющими сторонами, но с апреля 1918 г., после победы Центральных стран, окончательно заняли враждебную позицию по отношению к союзникам[415]
. Немецкие военнопленные под командованием немецких офицеров, подчиняющихся немецкому Генеральному штабу, влились в Красную армию[416]. Союзные войска (чехословацкие, польские и т. д.), направлявшиеся на Западный фронт, были остановлены и разоружены по приказу Москвы[417]. Все выглядело так, что Советы собираются открыть на берегах Тихого океана и в Китае новый фронт Мировой войны.Французы не собирались посылать войска. Сибирь, край, не знавший рабства, восставала против новых хозяев. Правительство Уфы располагало армией примерно в 150 000 человек[418]
. Предприимчивые офицеры – Семенов, Калмыков – организовывали боевые отряды, которые с успехом воевали. Французское правительство собиралось способствовать национальному движению, опираясь на долгие братские военные отношения с Россией. Оно не хотело оставлять на волю случая великолепный патриотический порыв в то время, как законный правитель оставался к нему безучастным, а руководили им несколько краснобаев и мелких кондотьеров. Им нужно было помочь, их нужно было направить. Необходимо было спешить, чтобы не опоздать безнадежно. Уже в марте англичане проявили инициативу и стали финансировать Семенова, к этой инициативе присоединились французы, затем японцы. В Париже узнали о миссии генерала Нокса, которого английское правительство отправило в Сибирь для организации там новой русской армии, только после его отъезда. Остаться безучастным в этот решающий момент было бы непоправимой ошибкой.По решению [Ж.] Клемансо 25 июля 1918 г. генералу [М.] Жанену, назначенному главнокомандующим Чехословацкой армии, было поручено организовать в Сибири и России заградительный барьер, который соединит Архангельский фронт с фронтом на Черном море, против большевизма[419]
. Ему вменялась также в обязанность охрана Транссибирской железной дороги – единственного пути сообщения сибирского правительства с остальным миром. Генерал Жанен должен был взять на себя командование правительственными войсками и многочисленными иностранными отрядами (чехословацкими, югославскими, сербскими, польскими, румынскими, латышскими). Поскольку все пребывало в неопределенности и не было оснований сомневаться в боеспособности новой русской армии, генерал Жанен собирался сделать попытку привлечь японское правительство (предполагая, что оно к этому расположено) к расширению интервенции, которая до этого была ограничена Дальним Востоком.Генерал Жанен ехал в Сибирь через Соединенные Штаты и отметил отсутствие энтузиазма у американского правительства по поводу боевых действий в Сибири.
Русские отделы департаментов единодушно стояли за мощную интервенцию, направленную против Советов. Президент[420]
, прислушиваясь к советам судьи [Л.] Брэндайса и полковника [Э.] Хауза[421], отказался увеличивать численный состав экспедиционного корпуса (7700 человек гарнизона Гонолулу под командованием генерала [У.] Грейвса[422]), который должен был быть отправлен, чтобы уравновесить военные силы японцев. Представителям союзных сил в Вашингтоне не удалось переубедить президента[423]. В меморандуме от 28 сентября президент, дорожа своей особой позицией, обозначил для союзнических правительств сферу вторжения американцев в Сибирь: восточная часть Урала[424]. Высшие финансовые круги в этот момент были заняты другими проблемами, газеты не имели никакой позиции в сибирском вопросе, и то, что называют общественным мнением, также отсутствовало. Бывший президент [Т.] Рузвельт, с которым я имел честь вести долгие беседы сначала в Гарвард-Клуб, а затем в Ойстер-Бей, начал с первых чисел октября публикацию серии статей, направленных против политики президента Вильсона, и просил, чтобы на