А суды чести у нас проводили с регулярностью шариатских — по пятницам, чтобы только тринадцатую зарплату не платить.
С перепугу прапорщик вцепился в запасное колесо на заду «УАЗика», уперся ногами и так доехал до штаба. Спрыгнул, обошел сзади и стал в строй. Уже начинался развод. Подошел командир.
— Капитан Кобелев, ко мне! Где ваш прапорщик Стебунов?
— В строю.
— Как в строю, где? Что вы мне голову морочите.
— Вон стоит.
У командира отвисла челюсть.
— Где вы были товарищ прапорщик?
— Здесь был.
— Как вы приехали?
— Мотовозом.
Все прапорщики клятвенно подтвердили, что ехали вместе со Стебуновым и играли с ним в карты. Эта коллективная галлюцинация так и осталась для начальства неразгаданной, хотя командир, зам. полит и начальник штаба по очереди вызывали Стебунова и все допытывались.
— Так это ты был на дороге?
Я вступил в контакт с Коммунистической партией Китая еще в 1976 г. Наш преподаватель марксизма-ленинизма в училище собрал вокруг себя несколько человек курсантов. Тогдашняя трактовка коммунистической идеологии казалась нам ревизионистской. Один из корейских товарищей, обучавшихся в училище, оказался китайцем. Нам стали доставлять пропагандистскую литературу. Цитатники, специальные выпуски газет на русском языке. Антисоветская литература маоистского толка, это вам не журнал «Посев». Замаскировать ее ввиду схожести терминологии, ничего не стоило. Книги были украшены портретами классиков и имели реквизиты издания Москва «Политиздат». Я давал некоторым почитать — читали. Политическая неграмотность наших людей не позволяла заметить подвох. Это после событий 1993 г. корейская сторона изготовила для КПСС партбилеты с портретом Ким Ир Сена на обложке. Правда, грамматических ошибок было море, какую букву в том или ином слове китайцы не выговаривали, ту и не писали. В Китае к тому времени перебили русских эмигрантов, понадеялись на своих студентов — теологов.
Свою деятельность мы продолжили и по окончании училища — в войсках. В карауле слушали «Радио Пекина» или «Голос свободной Азии». На полигоне это не составляло проблемы, кидаешь антенну на периметр, приемник берет очень хорошо. Никаких шпионских сведений с нас не требовали, мы вели только пропаганду. Но деньги давали. Вскоре после выпуска я купил себе на свадьбу ковер, а мой сообщник — цветной телевизор. Я тогда на него здорово наехал:
— Хочешь, чтобы нас всех вычислили? Откуда у лейтенанта такие деньги?
О существовании тайных путей через границу, я узнал, когда капитана Иловайского на почве его политических убеждений хотели положить в «дурку». Он выехал в Алма-Ату и вскоре нам передали его письмо с условленным знаком. Оказалось, что перейти из Казахстана в Китай весьма просто. В 1979 г. я сам мог сделать это, как два пальца об землю.
Ситуация с переходом границы после 1959 г. изменилась в первую очередь потому, что на той стороне силы общественной безопасности стали устраивать облавы на базарах. Незадачливых «челноков» без различия национальностей и гражданства сгоняли на рытье каналов. При обилии населения, рабочей силы не хватало. Пока у крестьянина есть рис и поле, его никуда не выбьешь. На каналах широко практиковали метод «реактивных бригад» — переносили землю бегом, после каждых шестисот ходок, давали лишнюю миску риса. Казахам не улыбалось такое «счастье», да и в СССР после Хрущева жить стало лучше.
До 1959 г. порядка не было и в самом Китае, в провинции оставалась прежняя, едва ли не циньская, администрация, насквозь пропитанная местными феодально-байскими пережитками. Численность преимущественно кочевнического населения Синцзян-Уйгурского автономного района достигала 300 млн. человек. В 1949 г. одновременно с провозглашением КНР должна была быть провозглашена Синцзян-Уйгурская Республика. Однако, самолет с новоиспеченным правительством разбился в Гоби, точно также, как позднее самолет с Линь Бяо на борту.