Война в XXI веке

Эта традиция будет активно развиваться и дополняться на протяжении более чем тысячелетия. Так, для Фомы Аквинского значимо, что справедливый воин – миротворец и остаётся им даже когда он начинает войну. Он принимает на себя муки войны во благо своему противнику, очищая его от греха. Насилие может быть справедливо направлено исключительно против тех, кому требуется воздать за бесчестное деяние. Война должна служить наказанию и исправлению грешников, борьбе с тиранией, самозащите и борьбе с еретиками и отступниками и никаким иным целям.

А уже на излёте Средневековья идея наказательной войны начнёт уступать своё место понятию самообороны, которая постепенно станет признаваться основным источником легитимации войны. Каждый народ, по мысли одного из выдающихся учителей Саламанкской школы, Франсиско де Витория, воспринимает агрессию в качестве нарушения своего права на безопасное и благополучное существование. Вызванная нападением необходимость обороняться признаётся справедливой причиной войны. Также законным поводом войны называется насильственное ограничение свобод передвижения, коммерции, проповеди и распространения христианской веры; нарушение закона гостеприимства; необходимость обеспечения безопасности беззащитных перед лицом нечестивых обычаев (человеческие жертвы, каннибализм); помощь союзникам[258].

Безусловно, важен исторический контекст появления учения Витория. Европейцы, как он утверждает, не имеют права захватывать земли индейцев в Новом Свете, объясняя свои действия стремлением распространить христианство или просто желанием отобрать богатства у существ, которых нельзя даже причислить к роду человеческому. Индейцы обладают разумом и душой, а значит, и человеческим достоинством. Они могут стать законной жертвой войны только в случае нарушения ими права народов. Например, если они нападают на своих соплеменников, принявших христианство. Война становится способом защиты миссионерства, но миссионерство не ведётся при помощи войны.

Попытка сделать экспансионизм и военную сферу в целом более гуманными связана также и с признанием частичной справедливости обеих сторон конфликта. Если война затягивается и длится годами или десятилетиями, дать оценку причинам, по которым стороны воюют, и однозначно определить правонарушителя и его жертву становится затруднительно. Следует признать, что оба участника войны обладают какими-то вескими причинами. Но куда более важным в этом случае становится способ, которым они ведут войну: используют ли они запрещённые виды оружия, причиняют ли излишние страдания воинам и гражданскому населению противника. Именно это будет определять вывод о справедливости войны. Однако возможна и иная ситуация. Если нет сомнений в обоснованности причин, по которым одна из сторон ведёт войну, то она может действовать, не задумываясь об ограничении насилия, дабы добыть справедливую победу. Единственным сдерживающим фактором становится требование христианского смирения.

В Новое время существенно меняется теоретическая рамка, внутри которой выстраивается дискуссия о справедливости войны. Мы уже писали в главе 1 о трансформации, которая произошла в XVI–XVII вв. в учении о государстве и праве и которую часто связывают с постепенной секуляризацией и пониманием государства в качестве главного субъекта политики. Процесс этот развивается постепенно, но уже у «отца» международного права, Гуго Гроция, чрезвычайно активно цитирующего Писание и христианских философов, заметно, что апелляция к праву народов получает самодостаточное положение и связывается с человеческой разумностью, поэтому далеко не всегда требует подкрепления божественным правом или авторитетом автора-схоласта. По всей видимости, Гроций, не планировавший секуляризацию учения о праве войны и мира, даже и не мог подозревать, насколько влиятельной будет эта его установка. Тем не менее хорошо освоенный Гроцием ход разведения божественного и естественного права и объяснения военных действий последним, вскоре станет доминирующей традицией. Легалистская парадигма, таким образом, сменит пунитивную парадигму.

В главе 1 мы уже упоминали, что Гроций выделяет три случая, когда начало войны обычно признаётся обоснованным. К ним он относит необходимость самозащиты, возвращение имущества и наказание[259]. Кроме того, справедливой оказывается и война, которая ведётся ради оказания помощи союзнику или любому народу, попавшему в беду, поскольку «по природе каждый призван осуществлять не только свое, но и чужое право»[260]. В совокупности все эти справедливые причины войны составляют ядро дискуссии о принципе правого дела, которая развивалась в Новое время. При этом постепенно именно самозащита или самооборона будет выделяться в качестве основной и едва ли не единственной причины, обосновывающей военный ответ[261].