Война в XXI веке

Столкновение традиционалистов-коллективистов и ревизионистов-индивидуалистов, а также критиков и тех и других позволяет получить представление об актуальной дискуссии относительно права применить силу в ответ на агрессивные действия противника, которое многим может показаться бесспорным. Однако стоит обратить внимание на ещё один аспект этой дискуссии, связанный с защитой от несправедливого нападения, когда объектом этой защиты становится не собственная территория и граждане, а территория и граждане другого политического сообщества. Здесь опять же исходная интуитивная установка может состоять в том, что помощь жертве нападения всегда морально обоснована и необходима. Но давайте попробуем рассмотреть, что говорят по этому поводу современные теоретики.

Представление о том, что защита другого суть нравственное дело, лежало в основе христианской доктрины справедливой войны. При этом случаи личной самообороны и защиты другого казались Отцам и Учителям Церкви совершенно различными. Так, Амвросий Медиоланский подчёркивал необходимость отказаться от защиты собственной жизни насильственными средствами: «…не думается (videtur), чтобы христианин, к тому же мудрый и справедливый, собственную жизнь стал бы спасать (quaeгеге) ценою смерти другого; по крайней мере, если на кого нападет с оружием в руках разбойник, он не должен защищаться, дабы, защищая (свою) жизнь, он не изменил благочестию. Об этом имеется весьма ясное наставление и в евангельских книгах: “Вложи меч твой (в ножны); кто будет поражать мечем, погибнет от меча” (Мф. 26:52). Какой разбойник гнуснее того, который пришел, чтобы убить Христа? Но Христос не захотел защищать себя (нанесением) ран гонителям, – (напротив) Он желал, чтобы Его раною все исцелились»[287]. Схожим образом высказывались Августин и Фома Аквинский. Однако защита другого признавалась ими абсолютно необходимой, поэтому «атлет Христов», защитник христиан, назывался мучеником – он жертвовал собой ради других. Более того, даже насилие по отношению к грешнику получало моральное оправдание в силу того, что оно должно было отучить грешника от греха.

Схожим образом Майкл Уолцер полагает, что жертва агрессии действует справедливо. Параллель прослеживается и в выводе, который делает Уолцер: на современной войне немногие (военнослужащие) защищают своих сограждан, их права и будущее общественной жизни. Но любая агрессия представляет собой нарушение не только частных прав конкретного политического сообщества, ставшего её жертвой, но и нарушение общечеловеческого принципа «не убий». Посягая на иммунитет от нападения, агрессор наносит моральный ущерб человечности как таковой. Именно поэтому у третьих государств появляется возможность вмешаться в конфликт на стороне жертвы[288]. Такую войну можно считать правоохранительной (war of law enforcement) – агрессора, покусившегося на спокойствие сообщества государств, принуждают к миру во имя всеобщей безопасности. При этом агрессор не будет считаться жертвой агрессии со стороны третьих стран. Как писал Дж. С. Милль, такое государство само нарушило принцип невмешательства, оно дезактивировало его действие[289], а потому не может прикрываться им против нападения со стороны защитников справедливости.

Однако чем является участие в защите жертвы агрессии – моральным долгом, обязанностью государства или его моральным правом? Долг обязывает нас действовать в любой ситуации, вне зависимости от контекста; т. е. требование долга предписывало бы спасать другого, даже если этим будет нанесён значительный ущерб собственному благу. Право менее требовательно – оно позволяет участвовать в таких акциях, которые не нанесут существенного вреда нам самим, не будут разрушительными для нашего сообщества и отдельных его представителей[290]. По всей видимости, у государств или политических сообществ есть обязанность защищать свою безопасность и целостность, это подтверждается их правом самообороны. Но вмешательство в чужую войну, не затрагивающую прямо интересы и безопасность их граждан, будет моральным правом, а не обязательством. Именно на этом построен принцип нейтралитета. Тем не менее и здесь возникает коллизия – всегда ли можно оставаться нейтральным и прагматически следовать принципу невмешательства? Существуют ли обстоятельства – возможно, в которых под угрозой оказывается целый народ или всё мировое сообщество – когда невозможно отказаться от вмешательства? Отдельную тему допустимость военных действий ради защиты других приобретает в случае предотвращения гуманитарных кризисов. Об этом будет сказано ниже, в разделе о гуманитарной интервенции.