Война в XXI веке

Впрочем, война всегда была связана со стремлением решить не только политические, но и экономические задачи. Подобное рассуждение можно найти у И.Г. Фихте: «…благодаря торговым интересам возникают политические понятия, которые носят самый авантюристический характер, а из них – войны, истинное основание которых уже больше не скрывается, а открыто выставляется наружу»[378]. Бертран Рассел в главе XV своей работы по истории западной философии отмечает процесс начала доминирования экономических задач войны над политическими: «…на протяжении всего XIX столетия, вплоть до последнего времени, предприниматели стояли за мир. В настоящее же время интересы крупных дельцов повсюду настолько слились с интересами национальных государств, что положение существенным образом изменилось»[379]. Однако в дополнение к этому традиционному образу взаимодействия экономических структур и войны в настоящее время мы сталкиваемся с примерами автономного участия экономических агентов в вооружённых конфликтах, что в исследовательской литературе получает название приватизации войны. Транснациональные корпорации если ещё не получили формального статуса легального участника международных отношений, той легитимной власти, которой требует один из принципов just ad bellum, безусловно, уже находят способы лоббирования собственных интересов в высших эшелонах власти. А вместе с тем отдельные экономические предприятия – частные военные компании (ЧВК)[380] действуют как самостоятельные субъекты, принимая непосредственное участие в войнах.

Государство, теряя таким образом свой уникальный статус единоличного обладателя права на ведение войны, вынужденно или целенаправленно передаёт свои функции частным субъектам. Подобные изменения касаются как внутренней политики, когда обязанность поддержания порядка и безопасности отдаётся в ведение охранных предприятий, так и внешней. Так, разведывательная служба и оборонительные задачи возлагаются на специализированные агентства. Бизнес-структуры, таким образом, встраиваются в политический процесс не только как субъекты, решающие задачи по обучению и тренировке военных кадров или формированию и вооружёнию отрядов, но и как исполнители обязанности по защите национальных интересов, традиционно приписываемой только государству. Одним из следствий этого процесса перехода военной отрасли из публичной сферы в приватную стало появление частных военных компаний. И хотя война всегда привлекала людей, стремящихся к наживе, подобные компании уникальны для системы международных отношений, которая не избавилась полностью от наследия Вестфальского мира. Их уникальность связана с тем, что они ведут автономные от государства бизнес-проекты на стыке экономики и войны.

Питер Сингер определяет частные военные компании (РМС – private military companies) как «бизнес-организации, продающие профессиональные услуги, тесно связанные с войной… и специализирующиеся в передаче военных навыков»[381]. Подобные фирмы занимаются оказанием помощи странам, вооружённые силы которых недостаточно развиты. В первую очередь эта помощь состоит в проведении обучения и тренировок, участии в разработке тактических и стратегических планов или развёртывании разведывательной сети. Однако сотрудники ЧВК – частные военные контрактники – нередко принимают непосредственное участие в боевых действиях. Наибольшую известность среди ЧВК получили такие фирмы, как Military Professional Resources Inc (MPRI), Blackwater, Stratfor, DynCorp и некоторые другие. Стремительные темпы вовлечения этих структур в вооружённые столкновения и применение частных разведывательных агентств (private intelligence agency) для сбора и анализа информации рождает немало проблем для международного права и этики войны.

Во-первых, ведётся оживлённая дискуссия о необходимости различения статусов частных военных контрактников и наёмников. Наёмничество с точки зрения международного публичного права запрещено Международной конвенцией о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наёмников, принятой резолюцией 44/34 Генеральной Ассамблеи 4 декабря 1989 г. В частности, эта Конвенция предполагает, что «государства-участники не вербуют, не используют, не финансируют и не обучают наемников для цели противодействия законному осуществлению неотъемлемого права народов на самоопределение… и принимают в соответствии с международным правом надлежащие меры по предотвращению вербовки, использования, финансирования или обучения наемников для этой цели»[382]. Для того чтобы лицо могло быть признано наёмником, оно должно соответствовать каждой из следующих характеристик:

«а) специально завербовано на месте или за границей для того, чтобы сражаться в вооруженном конфликте;