Читаем Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 полностью

Люди говорили о том, в каком напряжении они живут, вынужденные садиться на поезд, имея по револьверу в каждом кармане, издавать приказы, запрещающие гражданскому населению ходить по улицам, держа руки в карманах, ограничивать отпуска, открывать курсы по подготовке к партизанской войне, напоминать офицерам о необходимости практиковаться в стрельбе из револьверов, — причем все эти предосторожности по-своему лишь сильнее обостряли существующие страхи{750}. Многие отмечали, что вообще не имели понятия о том, куда их посылают и что они там будут делать{751}. Эрнест Мерилл Рэнсфорд из Суффолкского полка прибыл в Ирландию после Месопотамии и Индии. Он сетовал на отсутствие «переднего края», на то, что постоянная угроза не дает людям покидать казармы, отчего у них почти не имеется возможности для тренировок и отдыха, на слабую дисциплину, болезни и низкий боевой дух. Сам он ранил себя в ногу и едва избежал трибунала, сумев доказать, что это был несчастный случай, но наблюдал множество случаев «самострела»: люди были готовы на все, лишь бы вернуться домой{752}. Другие отмечали, что не знали, как реагировать на эту войну: вся прежняя подготовка оказалась на ней совершенно бесполезной. Жаловались на то, что их готовили к окопной войне, и многие просто не соответствовали своей новой роли. Заместитель генерал-адъютанта писал после одного инцидента со стрельбой:

Все они были взвинчены, распалены и делали то, к чему привыкли во французских траншеях. В данных обстоятельствах нельзя привлекать их к уголовной ответственности, но они не годятся для выполнения полицейской работы — да и годится ли для нее кто-либо из вспомогательного дивизиона?{753}

Они были встревожены и выбиты из колеи насилием, с которым сталкивались, и это влияло на те формы, которые принимала деятельность британских военизированных сил в Ирландии, сильнее, чем некоторым хотелось бы признать. Крэйг-Браун из Эссекского полка писал домой: «…после нашего отбытия из Олдершота заметно возросло число случаев пьянства»{754}. Половник Кертис признавал, что «в данных обстоятельствах даже самые смелые готовы успокаивать свои нервы выпивкой»{755}. Многие не скрывали своего отчаяния и отсутствия гордости за то, что видят, в чем участвуют и что делают. «Войска, разорившие Фермой, — писал Крэйг-Браун, — <…> скатились до уровня бошей», но, «конечно, тем булавочным уколам, которые готовы терпеть войска, тоже есть предел»{756}. Провокации и отчаяние ложились на плечи бойцов непосильным бременем. Военизированное насилие изменило природу солдата, подрывая дисциплину, боевой дух и структуру войск до такой степени, что Хью Чарльз Напье Троллоп из Суффолкского полка отмечал: «…в результате ирландской войны армия настолько деградировала, что батальонные учения, за исключением отработки одного-двух статичных батальонных построений, были сочтены нецелесообразными»{757}. В глазах некоторых из этих людей насилие, с которым они встречались, — а может быть, одна лишь его угроза или слухи о нем — разрушало самую сущность армии и армейской службы. Фредерик Э.С. Кларк из Эссекского полка выразился откровенно: «Я сам себе не нравился в Ирландии. Думаю, что все остальные тоже сами себе не нравились»{758}.

Эти свидетельства подводят нас к намного более широкому определению военизированного насилия, не связанному с конкретными группами или организациями. Тем не менее по-прежнему считается, что единственными британскими военизированными формированиями были вспомогательный дивизион и «Черно-коричневые». В глазах большинства обозревателей эти группы — особенно офицеры и кадеты вспомогательного дивизиона — своей формой и своим обликом резко отличались от регулярной полиции — и в то время, и в смысле последующего конфликта. Более того, они отличались от полиции не только своей внешностью и жалованьем, которое во вспомогательном дивизионе составляло 1 фунт в день и было феноменальным само по себе, делая это формирование на тот момент самой высокооплачиваемой силой такого рода в мире. Но что было необычного в их службе и в насилии, к которому они прибегали? Какими отличительными чертами обладало это конкретное военизированное насилие, если носителями военизированного насилия были только эти части?

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука