Война волка

Вместо ответа он напал снова, и опять с левого моего бока. Впрочем, оба рубящих удара отразить оказалось несложно. Затем он попробовал выпад, быстрый и низкий, которого я избежал, только шагнув вправо. Грайфанг скользнул по моему туловищу, послышался скрежет кольчужных колец. Норманн дернул клинком в намерении отсечь мне левую руку, но в его вытянутой руке не было силы, и моя кольчуга остановила лезвие. Я принял в сторону и сделал шаг назад.

– Если тебе так нужен щит, бери, – предложил я. – Он твой.

Скёлль отступил на два шага. Он тяжело дышал, глядя на меня из-под окованного золотом обода шлема. Я оценивал его мастерство, он оценивал мое, хотя наверняка должен был отметить, что я пока не нанес ни одного наступательного удара. Зрители, наблюдающие за нами, разразились криками, и крики поддержки адресовались мне. Даже те, кто недавно сражался за Скёлля, примкнули к хору. Ярла не любили, а боялись, теперь же его ужасный колдун был мертв, и Скёлль скоро тоже умрет. Он и сам понимал это. Даже если он меня убьет, его не пощадят. Самое большее, на что оставалось ему надеяться, – это на быструю смерть и славу человека, одолевшего в поединке Утреда Беббанбургского.

Пока Скёлль переводил дух, нас разделяли четыре или пять шагов. Его атаки оттеснили меня к южному краю площади, поэтому я пошел к середине, снова преувеличивая свою хромоту. Он, прищурив глаза и сжимая обеими руками Грайфанг, следовал за мной. Я заметил, что он смотрит на мою ногу. Зрители смолкли, и только один человек, ульфхедин, если судить по серому плащу, призывал Скёлля убить меня.

– Господин, прикончи старого ублюдка! – крикнул он.

– Господин король, – поправил его Скёлль. Это вызвало волну издевок со стороны моих людей.

– Господин король! – передразнивали они. – Господин король!

Я сделал шаг вперед, поднимая Вздох Змея, Скёлль двинулся на меня. Он издал боевой клич, завыв волком, и вложил всю силу в замах в направлении левого моего бока. Но я следил за его глазами, видел, как они сместились на мой живот, и предположил, что весь этот замах – уловка. И верно, с проворством, которого я прежде в нем не замечал, ярл развернул меч в руках так, что вместо рубящего удара получился колющий, нацеленный в правую сторону моего туловища, и уклониться от него я мог, только перенеся вес на больную левую ногу. Но я разгадал его замысел, нога была вовсе не так слаба, как рассчитывал Скёлль, и я провел ответный выпад.

Укол Скёлля не достиг цели, мой же проткнул его кольчугу внизу ребер. Я почувствовал, как Вздох Змея рассекает кольца доспеха, прорезает кожу, ощутил, как заскрежетала и потом сломалась кость. Я провернул клинок и вогнал его еще глубже. Лицо Скёлля перекосилось, он старался отстраниться от боли, а я ворочал Вздох Змея, рассекая плоть и кость, а потом ударил плечом, и ярл упал. Выпустив рукоять Вздоха Змея, я позволил мечу упасть вместе с противником. Скёлль пытался достать меня Грайфангом, но я придавил правой ногой его правую руку, а левую поставил ему на лицо. Норманна била дрожь, и Вздох Змея, глубоко вогнанный в его тело, покачивался.

– Передай привет норнам, – сказал я ему. – И поблагодари их от моего имени.

Я выдернул Вздох Змея, Скёлль заскулил от боли, затрепетал, а кровь ручьем хлынула через разрез в его кольчуге. Я приставил окровавленное лезвие клинка к его глотке.

– Государь! – окликнул я Сигтригра.

– Лорд Утред?

– Хочешь прикончить ублюдка, убившего твою жену?

Донесся шелест меча Сигтригра, выходящего из ножен. Слабеющий ярл смотрел на меня. Когда Сигтригр занес клинок, глаза ярла расширились.

– Подожди, – остановил я зятя, наклонился и вырвал Грайфанг из ладони Скёлля, после чего бросил клинок под ноги Финану.

– Это тебе за мою дочь, – заявил я.

– Нет! – вскричал Скёлль. – Пожалуйста, отдайте мне меч!

Сигтригр ударил.

И Скёлль отправился в Нифльхейм, поживой для Раздирателя Трупов.

Стиорра была отмщена.

* * *

Я думал о дочери каждый день. Наблюдал, как растут ее дети, и плакал, что ей не дано увидеть их превращение во взрослых мужчину и женщину. Я рассказывал им о матери, и непрошеная слеза до сих пор наворачивается мне на глаза, когда речь заходит о ней. Волны накатываются на берега Беббанбурга, ветер воет над непокорными водами, и я понимаю, что Стиорра где-то в загробном мире. Не в Нифльхейме, не в христианском раю, но где-то там, далеко. Иеремия говорит, что есть благословенное место для добрых язычников, долина с мягкой травой и чистыми потоками. «Она счастлива там», – твердит он, и я пытаюсь убедить себя, что епископ все-таки не чокнутый и говорит правду. Иеремия повсюду ходит теперь с белой собачонкой, которую назвал Скариод. «Как Иуду, господин, предавшего своего господина».