— Так накажи их предводителей, — сказал я. Предводители мятежа, по крайней мере, в северной Мерсии, загнали себя в ловушку внутри арены.
— Я так и сделаю.
— И тогда твой отец будет счастлив, — я направил Тинтрига ко входу в арену, где уже ждал Финан.
— Все в порядке? — спросил я.
В полночь Финан со свежими воинами сменил Берга на страже у арены. Этельстан тоже прислал с десяток людей, и они, как и Финан, выглядели замерзшими и усталыми.
Финан сплюнул, выказывая презрение к захваченным на арене врагам.
— Они предприняли одну хилую попытку выбраться. Не перелезли даже через собственную баррикаду. Теперь хотят сдаться.
— На каких условиях? — спросил Этельстан. Он услышал Финана и подъехал ближе, пришпорив коня.
— Изгнание, — лаконично ответил Финан.
— Изгнание? — резко переспросил Этельстан.
Финан пожал плечами, понимая, каков будет ответ.
— Они согласны отдать свои земли и отправиться в изгнание, мой принц.
— Изгнание! — воскликнул Этельстан. — Передай им, что я отвечаю — нет. Они могут сдаться на мой суд, либо пусть сражаются.
— Изгони их в Нортумбрию, — злорадно предложил ему я. — Нам нужны воины. — Я имел в виду воинов, чтобы противостоять неизбежному вторжению, которое поглотит Нортумбрию, когда Мерсия покончит со своими проблемами.
Этельстан меня проигнорировал.
— Как ты с ними разговаривал? — спросил он Финана. — Кричал в проход?
— Нет, мой принц. Ты можешь туда войти, — Финан указал на ближайшую лестницу, ведущую вверх, к многоуровневым сиденьям.
Видимо, на рассвете Финан приказал разобрать баррикаду у входа и провел отряд воинов наверх, к сиденьям арены, чтобы оттуда присматривать за попавшим в ловушку врагом.
— Сколько их там? — спросил Этельстан.
— Я насчитал восемьдесят два, мой принц, — ответил Финан, шагнув вперед, чтобы взять под уздцы лошадь Этельстана. — Внутри могут быть еще несколько человек, которых мы не заметили. И конечно, некоторые из тех, кого мы видели, слуги. Есть и женщины.
— Все они мятежники, — рявкнул в ответ Этельстан.
Он спешился и в сопровождении своих воинов зашагал к лестнице.
— Что он собирается делать? — Финан посмотрел на меня.
— Убить их.
— Но он оставил в живых валлийцев?
— По одному врагу за раз.
Финан обернулся посмотреть, как Этельстан и его воины поднимаются по ближайшей лестнице.
— А он изменился, да?
— Изменился?
— Строгим стал. Помнишь, как он любил посмеяться?
— Он был мальчишкой, — ответил я, — и я пытался научить его вести себя как король.
— Ты хорошо его выучил, господин.
— Чересчур хорошо, — пробормотал я.
Этельстан стал все больше напоминать своего деда, а король Альфред никогда не был мне другом. Я относился к Этельстану как к сыну. Защищал его, когда он был ребенком. Учил его навыкам воина, но за последние несколько лет он окреп и поверил, что судьба ведет его к трону, несмотря на препятствия, которые честолюбцы воздвигают у него на пути. И я знал, что, став королем, Этельстан бросит на Нортумбрию мечи и копья, завоюет нас, потребует от меня присяги и захочет, чтобы я ему повиновался.
— Будь у меня хоть крупица здравого смысла, — сказал я Финану, спешиваясь, — я перешел бы на сторону Цинлэфа.
Он рассмеялся.
— Еще не поздно.
— Судьба неумолима, — ответил я, и это правда. Судьба безжалостна. И жребий решает все. Мы приносим клятвы и делаем выбор, но судьба принимает решение.
Этельстан мой враг, но я поклялся его защищать.
Поэтому я приказал Финану оставаться снаружи арены, объяснил, что делать, а потом последовал вверх по лестнице за своим врагом.
— Бросить оружие, — крикнул Этельстан воинам на арене, — и опуститься на колени!
Он снял шлем, чтобы люди в ловушке безошибочно его узнали. Этельстан обычно коротко стриг темные волосы, но за время осады они отросли, и холодный ветер трепал их, закручивая темно-синий плащ вокруг одетой в кольчугу фигуры. Принц стоял в середине строя неприступных воинов в кольчугах и шлемах, со щитами, на которых изображен знак Этельстана — дракон, изрыгающий молнию. Позади них, на засыпанной снегом скамье, стоял отец Свитред, высоко поднимая над головой деревянный крест.
— Какова будет наша участь? — крикнул мужчина с арены.
Этельстан не ответил, а только посмотрел на него.
Второй человек выступил вперед и встал на колени.
— Какова наша судьба, принц? — спросил он.
— Мой суд, — он ответил голосом столь же холодным, как и засыпанные снегом трупы, мимо которых мы проехали по пути на арену.
Воцарилась тишина. На арене находилась, наверное, сотня лошадей. В основном оседланные, подготовленные для отчаянного прорыва сквозь входную арку, а перед ними, прижимаясь друг к другу, как и лошади, стояли люди Цинлэфа. Я поискал глазами его самого и, наконец, увидел позади толпы, у оседланных лошадей. Высокий и привлекательный. Этельфлед он нравился, и она выбрала его мужем для своей дочери, но если и есть на свете такое место как христианские небеса, и она смотрит с них сейчас вниз, то наверняка одобрит мрачную решимость Этельстана убить Цинлэфа.
— Твой суд, принц? — стоящему на коленях человеку хватило ума именовать Этельстана принцем и спрашивать покорно.