Но вот мы пришли, а они все держались. Теперь мы ехали не по дороге, лошади медленно ступали через осадный лагерь. Самые удачливые воины нашли прибежище в крестьянских домах, построенных еще римлянами. Хорошие каменные строения, правда, крыши за долгие годы разрушились, и теперь на балках торчали неряшливые пучки соломы. Но большинство людей ютилось в жалких шалашах. Женщины поддерживали огонь свежесобранным хворостом, собираясь готовить ужин. Они, похоже, остались к нам безразличны. Они видели и мою кольчугу, и украшенный серебряным навершием шлем, и серебряные узорчатые накладки на сбруе Тинтрига. Они понимали, что я лорд, и почтительно преклоняли колени, когда я проезжал мимо. И никто не посмел спросить, кто мы такие.
Я остановился на открытом месте, с северо-восточной стороны города. Меня удивило, что по пути попадалось совсем мало лошадей. Ведь у осаждающих должны быть лошади. Я собирался угнать их коней, чтобы помешать бегству, а также компенсировать траты на это зимнее путешествие. Но лошадей я увидел не больше десятка. Если у них нет лошадей, значит, у нас преимущество. Я развернул Тинтрига и провел через строй моих воинов, пока не добрался до вьючных лошадей.
— Распаковать копья, — приказал я мальчишкам.
Кожаные веревки удерживали восемь тяжелых тюков. Каждое копье примерно семь футов длиной, с ясеневым древком и острым стальным наконечником. Я дождался, пока развязали тюки, и каждый воин взял оружие. Большинство несли и щиты, но некоторые предпочитали скакать без тяжелых ивовых досок. Враги позволили нам пройти в самую середину своего лагеря и наверняка видели, что мои люди разбирают копья, но по-прежнему ничего не предпринимали, только тупо глазели на нас. Я подождал, пока мальчики свернут кожаные веревки и снова взберутся в седла.
— Мальчики, — сказал я слугам, — скачите к востоку и ждите в поле, пока мы за вами не пришлем. Кроме тебя, Рорик.
Рорик — мой оруженосец, хороший парнишка. Норвежец. Я прикончил его отца, мальчишку взял в плен, и теперь обращался с ним как с собственным сыном — в точности как датчанин Рагнар со мной, когда его люди убили в бою моего отца.
— Кроме меня, господин? — переспросил Рорик.
— Езжай за мной, — сказал я ему, — и приготовь рог. Держись позади меня! И тебе не нужно копье.
Он отодвинул копье от меня подальше.
— Это запасное для тебя, господин, — сказал он. Обманывал меня, конечно, не мог дождаться момента, чтобы пустить оружие в ход.
— Тебя же убьют, идиот, — рявкнул я и подождал, пока мальчики и вьючные лошади не отъедут на безопасное расстояние к краю лагеря.
— Вы знаете, что делать, — скомандовал я воинам, — так что вперед!
И началось.
Рассредоточившись в шеренгу, мы помчались вперед.
От лагеря несло вонючим дымом. Лаяла собака, плакал ребенок. Три ворона пролетели на восток, темные крылья на фоне серых облаков, и я подумал, что это предзнаменование. Я коснулся шпорами боков Тинтрига, и он рванул вперед. Финан скакал справа от меня, Берг слева. Я понял, что они собираются меня защищать, и возмутился. Может, я и стар, но точно не слаб. Я опустил наконечник копья, понукая Тинтрига коленями, склонился в седле и позволил копью скользнуть в плечо воина. Острие скрипнуло о кость, я ослабил хват, и воин обернулся с изумленным взглядом, полным боли. Я не собирался его убивать, хотел просто напугать. Я проскакал мимо, ощутил, как острие копья высвободилось, отбросил его, достал меч и стал наблюдать, как нарастает паника.
Представь себе: тебе холодно, скучно и хочется есть. Быть может, ты ослаб от болезни: весь лагерь провонял дерьмом. Командиры каждый день дурят тебе голову. Если они и знают, как поскорее закончить осаду, то скрывают эти знания. И день за днем стоит мороз, продирающий до самых костей, дров вечно не хватает, хотя женщины каждый день ходят за хворостом. Тебе говорят, что враг голодает, но ведь и ты постоянно голоден.
Льет дождь. Кое-кто пытается ускользнуть и добраться до дома вместе с женами и детьми, но настоящие воины, профессиональные бойцы, обороняющие укрепления у ворот города, патрулируют восточную дорогу. Если им попадается беглец, они тащат его обратно и, если повезет, его выпорют до крови. Твоя молодая жена пропадает в шатрах воинов. Ты думаешь только о доме, и, хотя там тебя ждет бедность и тяжелая работа в полях, это все-таки лучше бесконечного холода и голода. Тебе обещали победу, а получил ты лишь мучения.
А однажды ближе к вечеру, когда облака висят низко, а солнце уходит на запад, появляются всадники. Ты видишь огромных коней, несущих воинов в кольчугах, с длинными копьями и острыми мечами, воинов в шлемах и с головой волка на щитах. Они кричат, копыта грохочут по грязи, твои дети вопят, а жена съеживается, и самый яркий цвет в этот зимний день — не блеск клинков, не серебро шлемов, и даже не золотые цепи на шеях атакующих, а — кровь. Яркая кровь, стремительная кровь.
Неудивительно, что они запаниковали.