— Тогда слушай Иеремию, — все еще сердито сказал Финан. — Они с Богом болтают каждое утро, день и вечер.
Я повернулся к нему.
— Ты прав.
Иеремия говорил с богом. Это не мой бог, но только глупец считает, будто у христианского бога нет силы. Конечно, есть, он же бог! У него есть сила, но из всех богов Британии только христианский бог утверждает, что он единственный. Он похож на безумного ярла, отказывающегося верить, что где-то есть другие дома, в которых живут другие ярлы. Но, несмотря на безумие, христианский бог повелел чокнутому епископу дать мне камень.
Я вытащил камень. Ничего особенного, просто большая галька. Я катал его в ладони и думал, что, если буду его носить, христианский бог дарует мне победу. Так обещал Иеремия. Но мои собственные боги уж точно придут в ярость, если я положусь на дар и обещание бога, который их ненавидит, отрицает их существование, но при этом делает все возможное, чтобы их уничтожить. Я вдруг понял, что проклятие было испытанием, а христианское обещание победы было искушением оставить моих богов. Два колдуна говорили со мной, один пророчил победу, другой поражение, а я, чтобы позабавить богов, не стану слушать никого.
И я повернулся к морю, лежащему в тени крепости, волнующемуся пенному морю, и размахнулся.
— Это для Одина, — крикнул я, — и для Тора.
И зашвырнул камень как можно дальше. Он пролетел над водой и исчез в клубящейся пене разбивающейся волны. Я постоял, глядя в вечно колышущееся море, потом взглянул на Финана.
— Мы идем в Хибург, — сказал я.
Будь проклят этот колдун. Мы идем сражаться.
Глава 2
Мы собрались в Хеагостилдесе, большой деревне к югу от великой стены. Через поселение проходила римская дорога, берущая начало к северу от Эофервика, пересекавшая римскую стену и заканчивавшаяся в Беревике, самом северном бурге. Мне приходилось держать воинов в Беревике, чтобы помочь жителям оборонять деревянные и земляные стены от скоттов, считающих эти земли своими, но в ту весну я оставил там только пятерых, стариков или полукалек, потому что мне понадобятся все воины, чтобы встретиться со Скёллем. Еще восемнадцать человек я оставил для защиты Беббанбурга, им помогали деревенские рыбаки. Опасно маленький гарнизон, но достаточный, чтобы оборонять ворота Черепа.
Торговцы, ехавшие на юг из Шотландии, сообщили, что король Константин дерется на севере своей страны с расселившимися там норвежцами, но ни один не сказал о воинах, собиравшихся на войну у южной границы. Король Константин наверняка наблюдал за Скёллем, искал возможность воспользоваться разладом в Нортумбрии и с радостью занял бы Беревик или Беббанбург в мое отсутствие, но я надеялся, что к тому времени, как он услышит, что я уменьшил численность гарнизонов крепостей, война со Скёллем закончится.
Дни подготовки выдались долгими и непростыми — правили мечи, чинили и чистили кольчуги, укрепляли ивовые щиты железом, затачивали наконечники стрел, насаживали копейные жала на ясеневые древки. Женщины Беббанбурга пекли хлеб и овсяные лепешки, мы собирали тюки с твердым сыром, копченой рыбой, сушеной бараниной и беконом — все из запасов, сбереженных после зимы. Мастерили лестницы, ведь насколько помнил Иеремия, тот форт до сих пор защищают старые римские стены.
— Они невысокие, господин, — сказал он мне, — не такие, как стены Иерихона! Не выше человеческого роста. Ты сможешь взять с собой небольшие трубы?
— Небольшие трубы?
— Для стен Иерихона потребовались огромные трубы, господин, но крепость Хальфдана Безумного падет и от инструментов поменьше.
Я предпочел положиться на лестницы. Мы чинили седла, плели веревки из тюленьих шкур для вьючных лошадей и варили эль. Мы сделали два новых флага с волчьей головой, но однажды я застал Ханну, молодую саксонскую жену Берга, за вышиванием другого флага — с орлом, раскинувшим крылья. На большом куске светлого льна ярко выделялся орел, вырезанный из черной ткани.
— Ненавижу шитье, господин, — сказала она вместо приветствия.
— У тебя хорошо выходит, — ответил я. Ханна мне нравилась. — Где ты взяла черную ткань?
— Это ряса отца Кутберта. Он ее не хватится. Он же слепой и не сможет пересчитать рясы.
— А почему мы делаем флаг с орлом? Мы бьемся под стягом с волчьей головой.
— Лучше спроси Берга, — ухмыльнулась Ханна. — Я просто делаю, что велено.
— Значит, ты изменилась, — сказал я и пошел искать Берга, который упражнялся с длинным боевым топором.
— Неудобный он, господин, — сказал мне Берг, поднимая топор, и не ошибся. Топор с глубокой бородкой был тяжелым, а само оружие с крепким ясеневым топорищем — длинным, словно копье. — Для него нужны обе руки, — продолжал Берг, — а значит, с ним я не могу держать щит.
— А щит как раз может спасти тебе жизнь. Расскажи-ка мне про орлов.
— Орлов?
— Про флаг.
Он смутился.
— Это флаг моего отца, господин, знак Скаллагриммра. — Он замолчал, надеясь, что этого объяснения достаточно, но когда я ничего не сказал, неохотно продолжил: — Мы собираемся биться против моего народа, норвежцев.
— Да.
— Я бы хотел, чтобы они знали, что их враг — семья Скаллагриммра. Это их напугает!